Беседа соткана из пауз
Алексей Николаевич Стариков родился в Подмосковье. Образование высшее. Кандидат технических наук, доцент. С 1984 года член СП СССР и Национального союза писателей Украины. Автор 15?книг стихотворений для детей, вышедших в разное время в издательствах Днепропетровска, Харькова, Киева и Москвы. Дипломант международной литературной премии «Облака» (Москва, 2008) в номинации «Лучшая книга года для детей», учрежденной Международным сообществом писательских союзов (МСПС) и издательством «Кислеркомпани». Лауреат литературной премии им. Дмитрия Кедрина в номинации «Литература для детей» (Украина, 2009). Серебряный лауреат международного конкурса Национальной литературной премии «Золотое перо Руси» 2010 г. в номинации «Произведения для детей» (Москва). В настоящее время живет в Кривом Роге (Украина).
Весна
Весна!
И сразу не до сна —
вовсю звенит капель.
И цель далекая ясна,
и достижима цель.
Сквозь застарелый,
плотный снег
накопленной тоски
растут и крепнут
по весне
забытых чувств ростки.
И веришь:
все, чего хотел,
исполнится весной,
и нет неразрешимых дел,
и беды —
стороной.
Весна.
И четче сердца стук,
и невозможен сбой...
А жизнь пульсирует вокруг,
ритм ускоряя свой.
Нам жаль его
За окнами звенящий день весенний,
и жаль преподавателя слегка,
увязнувшего в дебрях уравнений,
которыми исписана доска.
Нам жаль его,
обсыпанного мелом,
влюбленного в мудреный свой предмет,
но за окном идет девчонка в белом —
и выбора у нас другого нет:
мы смотрим,
отложив свои конспекты,
как вдаль она уходит
не спеша.
В минуты эти ни декан,
ни ректор,
ни даже бог —
никто нам не мешай!
А перед нею мир такой огромный,
что черта с два отыщешь горизонт!
Дымит вдали невидимая домна,
гудит неразличимый самолет.
Семестр стремится к строгому финалу,
а мы ведем себя
как дураки...
И горбятся уныло интегралы
в двумерной,
скучной
плоскости доски.
Волшебная линия
Есть в тебе волшебная линия,
незаметная для других,
в слове,
в жесте,
в коротком имени,
в светлом взгляде глаз голубых.
Эта линия переменчива,
то округлая,
как волна,
то с изломами бесконечными,
то натянута,
как струна.
Без нее
стало б все обыденным,
без нее —
быть иной тебе.
Но проходит она
невидимо
по твоей
и моей судьбе.
Иногда
едва уловимая —
отыщи-ка
поди
ее! —
есть она в тебе,
эта линия —
наказанье
и счастье мое.
Сын
Лобастый,
в синяках,
как поле в васильках,
как небо в синих звездах.
В кровать загнать —
никак:
привык ложиться поздно!
Во всем,
что ни возьмешь,
перечит,
словно ерш,
как будто ветер встречный.
Отшлепаешь!
Ну, что ж,
не без того,
конечно.
А он в ответ —
молчок,
лишь смотрит,
как бычок,
из-подо лба крутого —
все,
дескать,
нипочем.
И жаль его —
такого!
Обиды не хранит:
немного посопит,
как ежик
или чайник,
и вот уже бежит
делиться страшной тайной!
И вновь,
как говорят,
у нас
любовь и лад
и всякое такое...
И миру каждый рад!
И жить —
прекрасней вдвое!
Сигарета
А сигарета догорает,
и невесомый дым витает,
и тонкий бестелесный запах,
как наважденье, пропадает.
Мы в сложных отношеньях снова,
имеет вес любое слово,
но этих слов настолько мало,
что даже тишина весома.
Беседа соткана из пауз,
в душе смятение и хаос,
и рушатся дворцы и замки,
воздушные, как оказалось.
И остаются только звезды,
и ломкий от мороза воздух,
и пониманье катастрофы,
спасаться от которой поздно.