Предлагаем вниманию читателей стихи Сергея Гоникберга, Юлии Логвиненко, Елены Сальниковой и рассказы Ольги Каменской и Марии Балыковой — участников двух проектов АСПИР: «Литературные резиденции» и «Мастерские».


Сергей Гоникберг
Сергей Викторович Гоникберг родился в 1977 году в Ленинграде. Окончил РГИСИ, режиссерское отделение (мастерская Г.Р. Тростянецкого) и Литературный институт имени А.М. Горького (семинар И.И. Ростовцевой). Публиковался в различных журналах и участвовал во многих теле— и радиопередачах. Занимается режиссурой, снимает короткометражные фильмы.Победитель «Заплыва поэтов» на Волошинском фестивале в Коктебеле. Дипломант того же фестиваля в номинации «Видеопоэзия». Член жюри конкурса «Собака Керуака». Член Союза писателей России, Союза профессиональных литераторов.Живет и работает в Санкт-Петербурге и Москве.

ЛЕС

* * *
Законы прави, законы хтони —
Кто их нащупает, кто откроет?
Какими стали, какими будем?
Сокрылись дали арийских судеб.

Плывем вдоль рек по гранитным скалам,
Какого, падла, ты мне сказал тут?
Кто что услышит, о чем подумал,
Из тела вышел, из духа дунул.

Никто не прав, и ничто не свято,
Минута славы, пять лет расплата.
Кем мы не были, кем мы не стали,
За силой стаей вперед, нагвали.

За светом белым, за солнцем мертвых,
Мы прежде пели,
Теперь орем тут.


Лес

Мне кажется, они еще глядят —
Весь русский люд, народ наш стародавний,
Когда лесов взметнувшийся наряд
Приоткрывает резьбовые ставни.

Береза вот, и клен, и у реки
Неведомое древо — я не знаю
Имен, но вижу статные полки.
И бороды, и шлемы различаю.

Я вижу на лугу среди травы
Платки цветами, росный блеск как косы;
Я чую лес, я вижу, как правы
Соцветья рук, схватившихся за звезды.

Я говорю — еси и исполать,
Ваш блудный сын пришел колядовать,
Огни на косогоре разжигать
И речь ведет — опять, опять, опять.

Но лес безмолвен,
Листья лишь шуршат,
И я ему внимаю, не дыша,
И я уже не я.

        Моя душа
Протянет к небу ветви...
         И стеной
   Поклонимся мы ветру головой.


* * *
В последний миг поглотит нас метро
И понесет средь выцветших миров
Прочь навсегда из суеты сует,
Под всем, что есть, подписывая «нет»,

Затягивая в мерный этот такт,
Смотря в тоннеля пустотелый тракт,
Мы слипнемся с кембрийским слоем глин,
Где каждый панцирь кем-то был любим.

Под рельсов джаз из суеты сует
Развоплотится жалостный субъект,
И унесет его волшебный сон,
Где волны света ходят колесом.

Юлия Логвиненко

Юлия Александровна Логвиненко окончила Тюменский институт культуры и Санкт-Петербургскую театральную академию. Детский писатель и поэт.Педагог детской театральной студии и режиссер детского театра кукол, редактор отдела поэзии детского литературного журнала «Вверх тормашками». Пишет пьесы для детского кукольного театра «Ассорти» в Санкт-Петербурге. Публиковалась в детских журналах «Костер», «Радуга», «Вверх тормашками», «Детское чтение для сердца и разума», а также в журнале «Москва». Участница 13-го фестиваля молодых писателей «Как хорошо уметь писать!». Финалистка третьего фестиваля детской поэзии «Кора-стих», участница литературной резиденции АСПИ в 2022 году. Член Союза детских и юношеских писателей. Живет в Санкт-Петербурге.

МЫСЛИ НЕ СЛУХ

Когда холода

У солнца села батарейка,
И наступили холода.
В саду заледенела лейка,
Застыла в озере вода.

Качается на тонких ветках
Задира ветер ледяной,
Летит вчерашняя газетка
По скользкой, серой мостовой.

Сижу у теплой батареи,
Гляжу в замерзшее окно.
Ты приходи ко мне скорее,
Посмотрим летнее кино.


Папин крокодил

Папы не было с нами три года.
Он пропал, а потом позвонил.
Я бежала к нему в непогоду.
Вот и он,
А в руках крокодил...

Мне одиннадцать.
Я не ребенок.
Или, может быть, папа забыл?
Крокодилов боюсь я с пеленок.
Мне не нужен его крокодил...

Папа словно хотел извиниться.
До подъезда меня проводил
И ушел.
А на полке пылится
Тот большой надувной крокодил...


Я

Я — камень, я — глыба,
Я — кактус и рыба.
Я — цапля и кошка,
Кузнечик немножко.

То в желтом, то в красном,
То в ярко-контрастном.
Но это не важно.
Я есть. И я в каждом.


Художка

Что за творческие муки?
Я рисую не спеша
Мышцеформы, ногоруки...
Где же спряталась душа?


Исчезаю

Закрываю двери.
Щёлк!
Тишина.
Весь мир умолк.

Раз, два, три, четыре, пять —
Начинаю исчезать.
Не зовите на обед,
Я в стране Менятутнет.

Елена Сальникова

Елена Валентиновна Сальникова окончила Коми государственный педагогический институт. Кандидат филологических наук. Доцент кафедры иностранных языков экономических и юридических специальностей Сыктывкарского государственного университета. Пишет стихи и прозу. Лауреат 3-й степени конкурса «Русский Гофман» (2022), лонг-листы XII Международного форума-фестиваля «Капитан Грэй» (2022) и Всероссийского литературного фестиваля-конкурса имени Евгения Гусева «Яблочный Спас» (2022). Участница Мастерской АСПИ, проходившей в Москве в декабре 2022 года. Живет и работает в Сыктывкаре.

ДОЖДЮ НЕ ПОТАКАТЬ...

Налегке

Хорошо жить на свете в одном башмаке:
лужи, деревья, гром —
голуби врозь, песок в кулаке.
Но лучше жить босиком.

Хорошо жить на свете с дорожной сумой:
ветер нести в зрачке.
Встретит река, проводит лес...
Но лучше — без
(жизни в обрез),
налегке, налегке.


Гроза

Лес бежал всеми лисами, всеми волками,
всеми хвойными ризами,
лопухами, корнями,
как стрела, обгоняла река облака,
спотыкались шоссе на сырых сквозняках.
Но гроза сытым брюхом вдали погремела,
опрокинулась на спину и захрапела.


* * *
Из-под слов, словно ливней, не выйти сухим.
Но влечет без оглядки ходить по стихи
в ночь, плащом ли укутавшись, плачем ли.
А потом просыпаться среди тишины,
помнить только качание строгой пчелы
на сквозной бахроме одуванчика.


* * *
Не слушать дождь, ему не потакать.
А партитуру августа достать
и набело ее переписать.

В ней духовые — вроссыпь, скрипки — врозь.
Просачивается в затакты дождь,
в затакты, и в закаты, и насквозь.

Он, как монетку, прячет за щекой
весь горизонт. Он вровень с тишиной
и временем. И мокнет шар земной.

Под рыск литавр дождь ждет, как Минотавр,
свою добычу. Ливневый устав —
хлестать вовсю, покуда не устал.

Поэтому дождю не потакать...

Ольга Каменская

Ольга Юрьевна Каменская родилась в Москве. Училась в писательской школе «Creative Writing School», в мастерской Марины Степновой, и окончила писательские курсы «Таланта недостаточно» с посещением мастерских Ильи Данишевского и Ульи Новы. Автор романов «В тумане дом» и «Целься в звезды», которые выходят в авторской серии «Романы-квесты» в издательстве «Rugram». Недавно вышел аудиоспектакль «Явь» от издательства «Эвербук». Живет в Москве.

НАСЛЕДСТВО

Рассказ

1

Дом номер пять угрюмо стоял среди однотипных серых зданий на пересечении Гоголевской и проспекта Ленина. Никто из прохожих не обращал на него внимания, лишь некоторые жильцы изредка оборачивались, выходя из подъезда, и находили взглядом свой балкон по какому-нибудь отличительному признаку, будь то красный халат, бултыхающийся на веревке, или прибитая кормушка для птиц. Во дворе уже много лет ничего не менялось: одни и те же старушки сидели на лавочках, обсуждали, кто из соседей не выносит мусор, оставляя его в пакете перед дверью. Ника прошла мимо них и направилась к своему подъезду. В кармане пискнуло напоминание на телефоне, что скоро должна прийти первая клиентка. Она набрала код домофона, толкнула неподатливую дверь и зашла внутрь. Ей навстречу, тяжело дыша, спускалась по лестнице женщина с потрепанной сумкой наперевес.

— Вы с какой квартиры?

— Десятой.

— Ага, зна-а-ачить, вам заказное. — Женщина потянулась к сумке и достала пухлый конверт. — Паспорт давайте.

— Он дома, а что за письмо?

Почтальонша недобро прокашлялась и заворчала:

— Носишь-носишь за копейки эти письма, а они даже паспорт не могут подготовить...

Окончание монолога Ника уже не расслышала, забежала в квартиру, достала с верхней полки документы и поспешила обратно. Почтальонша сунула ей в руки письмо, побрела к выходу. Ника сорвала верх белого прямоугольника, достала сложенные пополам бумажки. В ее глазах заплясали буквы, они стали складываться в предложения, смысл которых дошел не сразу. Наследство. Некая Надежда Ильинична Брыль оставила ей квартиру в Москве. Взгляд заскользил дальше и уперся в предложение: «Явиться для подписания документов необходимо в течение месяца». «Тетка, что ли, по матери померла, вроде та в столицу переехала», — рассуждала она, поднимаясь на свой этаж.

Квартира, где жила Ника, не представляла собой ничего особенного: кухонька два на три, коридор с отклеивающимися обоями и две небольшие комнаты. Она заглянула на кухню, под столом увидела начатую бутылку водки. «Нашел все-таки!» Пришлось подойти ближе и спрятать поллитровку за шкаф. Заклокотал дверной звонок, Ника поторопилась открыть дверь. Пухлая пергидрольная блондинка неспешно сняла пальто и прошла по-хозяйски в дальнюю комнату, села за стол и, поковырявшись в коробочке, выбрала пузырек с красным лаком, сунула его под нос Нике.

— Я ей и говорю: «Поступай на юридический!» — забасила блондинка.

Словно ширмой, своими мыслями Ника отгородилась от звучного голоса собеседницы. Один за другим начали всплывать из затопленного подвала памяти блеклые снимки: школьный двор, заляпанные пальцы в синих чернилах, повариха в столовой раскладывает по тарелкам безвкусный обед. Карусель воспоминаний нехотя остановилась, один из снимков стал обретать краски: училка в монашеской юбке и огромных очках в роговой оправе смотрела прямо на нее. Она вела самый ненужный, по мнению Ники, предмет — технологию. Ну вот зачем современным девочкам кроить фартуки и учиться вязать крючком? Тех, кто отказывался заниматься этими истинно женскими обязанностями (а Ника частенько попадала в их ряды), технологичка отправляла в подсобку, там в холодной воде заставляла полоскать замученные тряпки, носить помои в дальний загаженный туалет, а если что-то делали не так, выгоняла в коридор махать шваброй по деревянному полу. И не дай бог, в это время пройдет кто-нибудь из своих, увидят, так и засмеют, а еще прилепят позорное прозвище «поломойка».

Как ни старалась Ника толкнуть карусель, чтобы та закрутилась и высветила более приятные воспоминания, заржавелый механизм не подчинился, и вновь она вернулась в пыльный класс. Школу Ника не любила. За партой приходилось всегда сидеть одной, ни с кем из одноклассников она так и не подружилась. И когда узнала, что многие собираются уходить после девятого, обрадовалась.

— Вот поштуплю в инштитут, нашну получать штипендию, — не дожевав пригоревшую картошку, рассуждала однажды Ника за обедом.

— Да разве без денег туда попасть? — перебил ее отец. — Сиди уж, не высовывайся!

В десятый класс Нику не взяли, точнее, ее не порекомендовала та самая училка технологии (по совместительству их классуха), поэтому пришлось ей записаться на курсы маникюра, чтобы не слоняться из угла в угол от безделья. «Поломойка, и ты тут», — постоянно слышала Ника за спиной от бывших одноклассниц. Дурацкое прозвище преследовало ее еще две недели, пока читали лекции, а потом началась практика. Нику распределили в парикмахерскую недалеко от дома.

— Здесь неровно, — отвлекла ее блондинка. — Так... на чем я остановилась? Ах да, на худой конец, пусть поступает на экономиста, уж бухгалтером я ее всегда пристроить смогу.

Блондинка взглянула на ногти, одобрительно кивнула и направилась в коридор. Там натянула, запыхавшись, сапоги, обвила вокруг толстой шеи шаль и долго пыталась попасть рукой в рукав пальто.

Уже десять лет Ника пилила, красила, наращивала ногти, мысленно мечтая о другой жизни: о дорогих ресторанах, путешествиях за границу и своем собственном салоне красоты. Взгляд упал на конверт с торчащими из него листами. Вот он счастливый билет.

Из комнаты донесся скрип кровати, потом зашелестел линолеум. В дверном проеме появился отец со взъерошенными волосами, он подтянул сползающие треники, спросил:

— Ушли твои? На кухню пройду?

Ника кивнула и поторопилась к холодильнику, вынула продукты, нарезала толстыми кусками хлеб и докторскую, поставила незамысловатый завтрак на стол. Отец пошарил рукой по креслу в поисках пульта от телевизора, нашел.

— Опять? — недовольно спросила Ника, загородив экран.

— Стопочку выпил-то после дежурства, стресс снять, как говорится.

— Там полбутылки не было, тебе врач что говорил?

Отец отмахнулся и отодвинулся в сторону, чтобы видеть телевизор.

— Я на следующей неделе уеду, нужно будет Рысю кормить.

— Ага. — Отец уставился, словно под гипнозом, в экран. — Куда собралась?

— Тут такое дело... — Ника рассказала отцу о наследстве.

— Что за чушь! — Отец отвел глаза от экрана. — Не было у твоей матери никаких сестер. Двоюродный брат, да и тот помер раньше нее. Скажешь тоже, родственники в столице.

По позвоночнику заплясали мурашки, а в глазах на секунду образовалась синяя, засасывающая вглубь дыра. Пришлось сесть на табуретку. Чайник вовсю шипел на плите, но Ника не слышала ничего, кроме заевшей пластинки: «Скажешь тоже, родственники в столице».

— Если эта Надежда, как ее там, Брыль нам никем не приходится, то зачем же мне прислали документы?

— Чайник, поди, щас сгорит!

— Ах! — спохватилась Ника.

Отец подлил кипятка в кружку и прошел к себе в комнату.

— Знаю, знаю, до вечера больше не выйду, — кинул он вслед закрывающейся двери.

За окном начинало темнеть. Ника посмотрела сквозь стекло во двор и подумала, что ей никогда никуда не приходилось переезжать, она давно привыкла к этой коробочке в семь этажей и все переезды позволяла себе лишь в фантазиях. А теперь надо куда-то ехать, тащить чемодан, пересылать вещи, при этих мыслях что-то ёкало и обрывалось внутри. Отца одного оставлять нельзя — сопьется, да и клиентки разбегутся по другим мастерам, а кем тогда работать в столице? Среди маникюрщиц там большая конкуренция. Ей на коленки запрыгнула Рыся — подобранная на улице полосатая кошка с обрубком вместо хвоста. В дверь позвонили, Ника совсем забыла, что сегодня должна была прийти Ленка. Пришлось смести с себя Рысю и пройти в коридор.

— Ну там и ливень начался! — Подруга зашла и поставила мокрый пакет на пол.

Они познакомились в той самой парикмахерской, где вместе проходили практику. Ленка изначально тоже ходила на курсы маникюра, но потом перешла на ресницы. Жили они в соседних домах, поэтому часто бывали друг у друга в гостях и долго перетирали жизнь, а та все неслась скоростным поездом мимо заляпанных грязью улиц, скучных будней, а иногда казалось, что и мимо них самих.

«Опять этот яркий макияж, все-таки Ленка зря не доходила на лекции по цветотипу», — подумала Ника, когда нырнула на кухню за чашками для чая. За окном сумерки сгущались и сквозь щелку форточки засквозило холодом и сыростью.

— Я на сайте с одним познакомилась, он вчера меня на «мерсе» подвозил. Такой симпатичный, похож на этого, ну, актера с бородой и залаченными волосами. — Подождав одобрительного кивка, Ленка продолжила: — По пути заехали в ресторан, который с люстрой такой большой, красивой.

Сегодня был черед Ники наводить красоту подруге, бартер у мастеров дело святое. Подтянув к себе шершавую ладонь, Ника про себя усмехнулась. Она давно привыкла, что подруга любит сочинять истории.

— И что же вы заказывали? Фирменное?

Глаза Ленки лихорадочно заплясали из стороны в сторону, видно, такого вопроса она не ожидала, в итоге выдавила:

— Цезаря с креветками.

Конечно, никакого цезаря в том заведении никогда не подавали, очередная фантазия, ничего больше. По-настоящему Ленка уже пять лет не могла съехать из общежития, куда угодила, разменяв однушку. Из кавалеров за ней таскался лишь Толик, который уже несколько раз выносил из ее комнаты телевизор и другую утварь, сдав за гроши в ломбард.

— Налепим снежинок? — Ленка растопырила пальцы левой руки и аккуратно засунула их под ультрафиолетовую лампу.

Они еще долго пили чай с лимоном, ели ложками вишневое варенье под новый сериал. Вторую серию Ника уже досматривала одна. Задремала на титрах, представляя себя в виде главной героини, которая переезжает в столицу и как по мановению волшебной палочки ее жизнь меняется.

2

Ника долго перебирала в мыслях знакомых, предполагая, кто из них смог бы ей разъяснить, почему незнакомая женщина расщедрилась на такое весомое наследство. Остановилась на давней подруге матери. После обеда Ника планировала съездить к ней в гости.

Перед поездкой решила сварить кашу с тыквой. Наивно веря в целебное свойство мясистых оранжевых кубиков, которые падали в разваренную пшенку, Ника думала: «Может, все обойдется и печень отца не превратится в серый булыжник?» Солнце лениво посветило сквозь ажурную занавеску, и холодный лучик коснулся бледного лица. Ника пощурилась, выключила кашу, оставила ее на плите и прошла в свою комнату, там натянула колючий свитер, вытащила из шкафа теплое пальто.

Тетя Соня жила на окраине города, ее номер удалось откопать в старой, засаленной телефонной книжке, пылившейся на антресолях. По словам отца, тетя Соня познакомилась с матерью в поездке, мотались они периодически челноками в Румынию, продавали там мясорубки, дрели, терки — в общем, все то, что считалось в тех краях дефицитом. Порожняком оттуда не возвращались, тащили кожаные куртки, обувь, ликер в пластиковых бутылках.

Образ матери подстерся, но некоторые картинки все-таки застряли в памяти: помнила, как мать вязала ей разноцветные носочки, стояла под окнами в больнице, когда пятилетнюю Нику увезли с воспалением легких, и как пела тонким голосом колыбельную.

Дверь открыла низенькая женщина, Ника представилась.

— Принесло же в такую погоду. — Оставив дверь открытой, женщина заковыляла по коридору.

— Пройду?

Ответа не последовало. Ника зашла в квартиру, огляделась. Обветшалые стены, скрипучий паркет, кот на лакированной рыжей тумбе. В душном воздухе витал кислый запах тушеной капусты. Ника заглянула на кухню и увидела, что женщина склонилась над сковородкой и неспешно мешала серую массу.

— Вы же мать мою знали, а родственница у нее была в Москве, с именем Надежда?

— Нет, не слыхала. Подруга такая — да, была...

Ника рассказала подробности про наследство. Тетя Соня отошла от плиты и уставилась на нее. И будто всю жизнь ждала, когда ее об этом спросят, скороговоркой затараторила:

— Ну, слушай. Случилось это тридцать лет тому назад. Мать твоя дружила с Надькой, рыжей девкой из соседнего дома. Они вместе окончили училище и пошли работать на завод. Твоя мать не брыкалась и исправно ходила с восьми до шести, а вот Надька все рвалась в Москву. Хотела поступить на актерские курсы и играть в театре. Потом случились девяностые, завод закрыли. У Надьки объявился ухажер и все ее планы на переезд спутал, она от него понесла. Хотела делать аборт, а поздно было. Тут твоя мать и вмешалась, сказала, запишет тебя на себя, у самой по-женски проблемы были, беременности не дохаживала. Отцу твоему ничего не сказали, он тогда и не знал, что у матери твоей был выкидыш. В больнице они с акушеркой договорились, так подмену и осуществили. Надька обрадовалась, после родов отлежалась и укатила в Москву, вскоре поступила в «Щуку».

Ника слушала и кивала, а сама все думала: как же так отдала ее эта Надька, словно котенка, и даже потом ни разу не навестила. Вот здесь и раздвоилась линия ее судьбы, и пунктирной где-то в другой вселенной побежала иная, призрачная. А если бы ее родная мать забрала в Москву, она окончила бы там школу, поступила в институт. Нарисовалась в ее воображении совершенно иная реальность, где унаследовала она не квартиру, а другую жизнь.

Кое-как добралась Ника до дома, не раздеваясь, прошла на кухню и уселась за стол. За окном клубился дым из трех труб винзавода, мельтешил пьяной изгородью дождь. Каша стояла на столе нетронутая, отца дома не было. Ника вытащила из кармана письмо с бумагами о наследстве и порвала его на мелкие кусочки, потом выдвинула ведро и кинула неровные клочки в черный пакет.

Мария Балыкова

Мария Сергеевна Балыкова родилась в Нижегородской области. Окончила Нижегородский государственный университет, кафедру журналистики филологического факультета. Работала журналистом в газетах и журналах, криэйтором, писала сценарии для event-событий, вела передачу на нижегородском телевидении и принимала участие в создании короткометражных фильмов. В настоящее время к изданию готовится сборник рассказов про Сереженьку Кефирчикова и его друзей. Лауреат 1-й степени Международного фольклорного конкурса «Сказка на новый лад» в номинации «Анекдотическая сказка» (2022), дважды победительница в номинации «Звучит» проекта «Первая читка» (2023), финалистка Всероссийского литературного конкурса произведений для детей «Морозные сказки» и др. Участница Слета молодых литераторов в Большом Болдине (Нижегородская область). Член литературного клуба «Звучащее слово» (Нижний Новгород). Живет в Нижнем Новгороде.
 

КАК ЯГУ ЗАМУЖ ВЫДАВАЛИ

Рассказ

— Смилуйся, царь-батюшка, — голосили бабы. — Совсем от Яги житья нет. Молодцев наших утаскивает. В бане их парит, кормит и в печь сажает. Против воли. Эдак у нас совсем мужского полу не останется. Сделай милость — усмири Бабу Ягу.

— Как же я ее усмирю? Заклинание на меня какое нашлет или, чего доброго, в печь к себе посадит. Оттудова еще никто не возвращался, — молвила царская особа.

— Что ж делать-то? — не унимались бабы.

— Надо Ягу замуж выдать, — сказала баба в красном кокошнике с алыми лентами.

Домна Наумовна работала свахой при дворе. Женитьба была ее призванием, не только профессией. Она и сама замужем не раз бывала, так что в предмете разбиралась и в теории, и на практике.

— Кто ж ее возьмет? — замотал головой царь. — Я бы не взял.

— На всяк товар свой купец найдется. Вопрос только в том, чтобы втюхать его. А брак-то, некондиция после вскроются.

— Так ведь точно, — одобрительно кивнули бабы. — Яга ведь кто? Женщина. Пусть и специфическая. Семьи у нее нет, вот она всякими глупостями и занимается. А найдет мужика — остепенится.

Домна Наумовна начала крепкую думу думать, за кого Бабу Ягу замуж выдать, холостяков перебирать. Первым Кощея вспомнила. Чем не пара Яге? Интересы общие — злодейства и душегубства любят. Гастрономические вкусы совпадают. Даже по комплекции схожи.

Отправилась Домна Наумовна в царство к Бессмертному.

— Здравствуй, Кощеюшка, — говорит.

— Привет, Домна Наумовна, — прогремел костями хозяин жилища.

— Что поделываешь, любезный? Все чахнешь?

— Как видишь. А ты зачем пожаловала?

— Я по делам замужественным.

— Что ж ты с ними, бедными, делаешь? Которого уж сгубила? — поперхнулся Кощей.

— Да я не для себя. Я здесь не как невеста, а как профессионал. Жениться тебе, Кощей, надо.

— Сбрендила ты, что ли? Я одиночка по жизни, понимаешь, закоренелый холостяк, ветреный повеса?

— Стакан воды кто подаст? — напирала сваха.

— А слуги на что? — брякнул плечами Бессмертный.

— Кто тебя приголубит? Тоже слуги? Кто тебя поддержит в трудный момент, когда какой-нибудь Иван-дурак погубить тебя задумает? Слуги?

— Ох, права ты, Домна Наумовна. Пора мне жениться. Созрел. Только на ком?

— У меня невеста есть, что неможно глаз отвесть. Форменная гусочка, лебедушка. В баньке попарит — по косточкам твоим многовековым веником пройдется, накормит яствами разными, спать уложит.

— Кто такая? — сложил губы Кощей в улыбку. — Погоди, погоди, угадаю. Василиса Премудрая? Нет? Варвара-краса? Нет? Тогда Лягушка-царевна. Неужто развелась? Кинула свово дурака? Ха-ха.

— Круче, родименький, круче бери. Имечко-то у нее, словно ягодка. Яга невеста.

— Какая ж она невеста? Она ж баба. Карга, — нахмурился Бессмертный.

— Она женщина прежде всего. С жилплощадью, между прочим.

— Да для чего мне ее убогая конура на окорочках? У меня свое отдельное царство со всеми удобствами. Я Ягу как ведьму уважаю. Но как жену, извините, в страшном сне ее не рассматриваю. И вообще, Домна Наумовна, пора тебе и честь знать, а мне — царством управлять, — совсем по-змеиному прошипел Кощей.

Отправилась сваха к другому жениху, посговорчивее. Пришла в лес, в самую чащобину забралась, села на пенек.

— Хо-хо-хо, — слышит. — У-у-у!

— Вечер добрый, Леший! — говорит Домна Наумовна.

— Вы меня что, не боитесь совсем? Ах я несчастный, совсем никуда не годный. Даже бабу напугать не могу.

Леший вылез из дупла дуба, затопал кривыми ногами. Потом сел на мшистый пень и заплакал.

— Не кручинься, Леший, напугал ты меня так, что не съехал чуть чердак. Только не забавы ради, а по делу к тебе пришла. Есть у меня невеста — ягодка-земляничка, загляденье. Только вот беда — жениха у нее нет. Ты быть женихом согласился бы?

— Отчего же не согласиться? — выпрямился Леший, пригладил многовековую плешь. — Как зовут твою красавицу?

— Кхе-кхе... Яга.

— Яга? Какая она земляничка? Она гриб, причем сушеный, причем мухомор.

— Зато с жилплощадью. И за рулем, то есть за метлой. Или за ступой. То есть в ступе. Ну, ты понял. В общем, с транспортным средством.

— Что я, Яги не знаю? Да она кого хошь с ума сведет. И никакие богатства не помогут. Иди-ка ты с такими невестами знаешь куда? Подобру-поздорову.

«Упрямый, как пень, — подумала Домна Наумовна. — Эдак никогда я жениха не найду. Надо кого-то, чтоб он о Яге слова не слыхивал. Кого-нибудь из заморских. А! Санта-Клауса, например».

И написала сваха ему письмо: так, мол, и так, живет в русских дремучих лесах сказочная дева редкой красоты, мечтает познакомиться с заботливым мужчиной для создания семьи.

Сработало. Санта в лес на оленях прибыл и Ягу разыскивает. Домна Наумовна тут как тут, провела жениха в невестины апартаменты.

Как увидал Санта Ягу, растерялся. Вместо «О-хо-хо» «help!» завизжал.

Домна Наумовна весь свой профессионализм применила, чтобы жених не пустился в бегство. Оленей связали, а мешок с подарками тут же преподнесли невесте, чтобы и она жениха не выгнала.

Но Яге Санта приглянулся. Она уже представила, как будет жить в джунглях Амазонки или в пустыне Техаса. Только беспокоилась за переезд: избушка у нее птица оседлая, к перелетам не привыкла.

Не устраивали Ягу и привычки новоиспеченного супруга. В дом заходил он исключительно через трубу. Перемажется весь. Яга уже замучилась печку топить и парить этого грязнулю. У Санты от банных процедур уже косточки размокли, но сказать об этом он боялся.

Яга постоянно сравнивала Санту с Дедом Морозом. И одевается ее муж как-то чудно — в красный костюм, как мальчишка. Не солидно это. Вон Мороз ходит в шубе и шапке. И уж точно колпак на голову не напялит. Он же не скоморох какой-нибудь.

Пища заморскому Санте казалась странной. Холодец чего стоит. Или сало. И гамбургера взять негде — одни кулебяки да караваи.

Ягу не устраивал расточительный характер мужа. Норовил он всем подарки подарить. А своей роднулечке женушке даже конфетки не даст.

— Я, — говорит, — только хорошим девочкам подарки дарю.

Так худо ли, хорошо ли жили молодые.

Однажды возвращался Санта домой. Как обычно, залез в трубу и прямиком в печку плюхнулся. И встретил там доброго молодца.

— Who are you? — спрашивает.

— Сам ты «ху а ю»! — отозвался молодец и кулаком удалым прямо в нос старику заехал.

Такой обиды Санта не стерпел. Его как ветром сдуло.

Так Яга Клаус снова стала свободной. От мужа сохранила только фамилию. Остальное ей не причиталось по брачному договору.

Развод переживала тяжело. Поддержать подругу приехала Кикимора с дальнего болота. С ветвей прямо на крышу свалилась Русалка. Из-за рыбьего хвоста пришлось ей в избушку забираться через печную трубу, что очень огорчило хозяйку — напомнило о бывшем муже, ведь он так же в помещение заходил.

Кикимора сыпала проклятьями и мхом:

— Да разве мужикам верить можно? Вон Водяной уж как мне в любви клялся, одних болот от тины вычистил сколько, чтобы мне букеты подарить, и что? Застукала его в камышах. И с кем? С Чудом Юдом! Ну, я поняла бы, если бы с ведьмой или шишигой какой. Но с Чудом Юдом... Я же все для него: пиявки ему ставила, болотной водой отпаивала, а он... неблагодарный....

Тут уже Кикимору надо было утешать.

— Так ведь у меня Санта в печке молодца нашел. Это я его в баньке парила, — пояснила Яга.

— Ох и молодец же ты! Отомстила за весь женский род, — похвалила сквозь слезы Кикимора.

— А я вообще не понимаю, зачем замуж выходить. — Русалка взмахнула длинными зелеными волосами. — Вон парней — сколько хошь. Сегодня одного пощекотишь, завтра другого, послезавтра третьего. С одним скучно.

— Молодая ты еще, любви не встречала, вот так и рассуждаешь, — проскрипела Кикимора.

— А давайте добрых молодцев пригласим да в печку посадим. Тебе ведь такое нравится, Яга. Вот потеха-то будет, — захихикала Русалка.

— Что-то не хочется, — вздохнула Яга и отворила печную заслонку. Там краснел колпачок бывшего мужа. — Забыл.

— Тогда давайте болотной водицы выпьем. Я кадушку захватила. Студеная.

— Что-то глоток в горло не лезет. Спасибо вам, бабоньки, подруги мои любезные. Но мне одной побыть надобно, — сказала Яга и полезла на печку — валяться.

На другой день пришла к ней Домна Наумовна:

— Знаю, знаю, Ягуша, как горю твоему помочь. Я тебе нового жениха сыщу. Лучше прежнего. Вот смотри, кто есть на примете. Баобаб. Из Африки. Он главный в ихнем лесу. Будешь тама первой леди. Была Бабой Ягой, станешь Баобаб Ягой. Звучит?

— И чаво? Этот не сбежит? — Яга уставилась в одну точку.

— Сбежит, конечно. Куда ж он денется? Все они сбегают рано или поздно. Вот возьми меня. Уж какая я в вопросах замужества опытная, а каждый раз одно и то же. Бегут от меня мужики, и всё тут. И от тебя сбегут, коли начали.

— И что? Изменить это никак нельзя? — Яга не моргала.

— А как изменишь? Такие уж мы, бабы, — пожала плечами сваха.

— Не хочу я быть такой, — сказала Яга и повернулась на другой бок.

Долго ли, коротко ли прождала Домна Наумовна, только от Яги больше слова не добилась. Так и ушла ни с чем.

А Яга на другой день к Василисе Премудрой отправилась.

— Здравствуй, Вася, — говорит. — Мы с тобой раньше не ладили, но кто старое помянет, сама знаешь чаво. Пришла я за советом к тебе, потому как ты премудрая. Хотела к Коту ученому, но до Лукоморья на ступе трое суток добираться. Да и вопрос у меня по женской части.

— Слушаю тебя, Яга. Коли с чистым сердцем ты ко мне, так и я не откажу. Помогу чем смогу, — ответила Василиса.

— Вот ты, Вася, сколько лет с Иваном живешь душа в душу. Как так получилося? Ведь и дурак он у тебя, а все равно вона кака семья у вас крепка.

— Во-первых, муж у меня не дурак, а человек оригинального мышления. Во-вторых, счастье у нас есть, потому что мы друг друга уважаем и ценим.

— А мне чаво же делать? От меня мой супруг убёг. Не ценит совсем.

— А ты сама себя ценишь?

Задумалась Яга крепко. И вправду, ценит она себя али нет? Ходит в лохмотьях, ест всякую дрянь — мухоморы да поганки. За здоровьем не следит — костяная нога который год ноет, а к доктору все нет времени сходить. Водится со всякой нечистью. Слова доброго от себя же себе не слышала. Колдует ненормированно, хотя всю жизнь танцевать мечтала.

В тот же день Яга записалась к врачу, сделала рентген ноги, купила на рынке репу и приготовила ее на ужин. У Марьи Искусницы заказала сарафан модный из ситца в горошек. Намыла избушку, даже ножки куриные почистила.

С костяной ногой оказалось все в порядке, только стельки ортопедические выписали. Яга на радостях пошла плясать. Договорилась с балалаечником Ермолаем, что ей музыку организует. Каждый день занималась Яга, программу готовила.

Вот уж год прошел. Все царство гудит: нынче главная культурная премьера. Прима Яга танцует программу «Костяная нога».

Зал притих в ожидании. Балалайка грянула. Кулисы распахнулись. По сцене хрупкой снежинкой выписывала па Яга в пачке и на пуантах. Каждый гранд-батман сопровождался восхищенными возгласами толпы. Поперечный шпагат и финальное фуэте взорвало зал. Прима Яга в триумфальном плие принимала аплодисменты.

С денежным деревом на сцене появился Кощей:

— Сражен наповал, Ягуша! Может, поужинаем сегодня?

— Мерси, — кокетливо бросила Яга и начала принимать комплименты от Лешего.

Он явился с букетом из мха и банкой пиявок:

— Свежие, сам сегодня собирал. Улучшают кровообращение и очень полезны для красоты таких барышень, как вы, Ягуля-звездуля.

— Благодарю, — улыбнулась балерина.

Хотела принять букет от следующего поклонника, как услышала знакомое:

— О-хо-хо-хо!

Сердце у Яги застучало, костяная нога снова заныла, чуть не растянулась в пуантах.

— О, май бьютифул вайф, ты хорошая девочка. — Санта достал из красного мешка подарок. — Я думал, ты ведьма, а ты волшебница.

Ничего не ответила Яга, протянула бывшему мужу его колпачок, аккуратно сложенный и обернутый в бересту. И ушла за кулисы.