Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Жизнь и удивительные приключения Алеси Петровны, рассказанные ею самой

Алеся Петровна Казанцева, известный блогер, родилась в Барнауле. Окончила факультет журналистики Алтайского государственного университета. Лауреат премии «Золотое перо» Алтайского края. В 20 лет пере­ехала в Москву. Работала в журнале «Индустрия рекламы», в кинокомпании «Базелевс». С 2007 года — фрилансер и второй режиссер на съемках рекламных роликов, фильмов, сериалов.

Roll out

В кино есть такой термин — reload. Это когда снимали дубли, каждый дубль, например, длится одну минуту. Банка пленки рассчитана примерно на три минуты. Когда сняли третий дубль, то понимают, что от пленки в банке остался маленький хвост, нет смысла на него снимать четвертый дубль, не поместится. Поэтому делают reload — то есть перезарядку. Вставляют новую пленку и снимают дальше.

Вот так живешь и работаешь, работаешь и живешь, какие-то люди вокруг, утром успеть выпить чаю, в обед забыть про обед, на ужин просто вспомнить про обед, уже утром по­ужинать, зато успеть на все встречи, ответить на все звонки, выполнить все обязанности, со всеми договориться, передать всю информацию, а потом раз — и ты в больничке. Потому что организм догнал и отпинал как следует и за ужин утром, и за все обязанности (и обязательства тоже, на всякий случай). А потом выходишь из больницы и видишь: снег. Вот просто снег, голые ветки, и свежо так, что в затылке ломит. Дышишь стоишь, дышишь. Или вот так тоже работаешь и живешь, вокруг какие-то люди, обязанности, а потом раз — и побил таксист. Дикость невероятная. Вот ходила, как нормальный человек, с людьми нормальными разговаривала, а тут взяли и руками напинали. Думаешь, вот что к чему? Сидишь и рыдаешь про это на улице. А потом раз — и пошел дождь. А ты смотришь и думаешь: дождь.

Я это называю reload. Перезарядка. Новая банка пленки заряжается, будут другие дубли. Все сначала, но будет, конечно, иначе. Режиссер захочет попробовать с тобой другие варианты. А давай, мол, Алеся, теперь вот так!..

А еще в кино есть термин roll out. Это когда есть та же самая банка пленки, рассчитанная на три минуты, но дубли снимали — то по десять секунд каждый, то по тридцать, то по сорок, то по пять. И в какой-то момент не рассчитывают, в банке остается маленький хвост, а дубль чуть длиннее, и банка пленки идет навылет. Ничего не остается, вся пленка используется до конца. Это даже слышно всегда, как внутри камеры вылетает пленочный хвост и с каким-то резким шелестом подлизывает все металлические валики. Я люблю этот звук почему-то. Он окончательный.

Вот у меня сегодня в жизни был roll out. Это когда дождь не дождь, снег не снег — неважно уже. Какое-то отупение от отчаяния. Даже ни на кого не злишься и никого ни в чем не обвиняешь. Голова чистая, мыслей нет. Никаких новых дублей. Надо уже снимать другую сцену, хватит повторять по сто раз одно и то же. Когда reload, то это значит, что случилось очень плохое, предел. Когда roll out, то уже запредел.

Есть три основных типа плохих событий:

1. Невозможно. Это когда ну вообще уже невозможно! Ходишь злишься, орешь на всех («Да потому что это уже невозможно!»), настроение плохое.

2. Предел. Это когда всё, ну вот край! Ходишь молчишь, настроение плохое.

3. Запредел. Это когда и невозможно, и всё, ну вот вообще всё, но это уже совершенно без разницы. Ходишь смеешься.


Тест «познай себя»

1. Ты красивый?

да — 1 балл.

нет — 0 баллов.


2. Ты умный?

да — 1 балл.

нет — 0 баллов.


Результаты:

2 балла: ты умный и красивый.

1 балл: ты или умный, или красивый.

0 баллов: ты уродливый дебил!

Каждый день надо брать в следующий день что-то хорошее. Вот случилось у вас что-то, никуда это не денешь. Не забудешь за ночь и не решишь. Эту фигню вы понесете с собой в новый день. Тогда надо что сделать? Надо, например, пойти и подобрать на улице голодного кота. Или позвонить человеку, которому ты сто лет не звонил, и помириться с ним. Или купить зимой замерзающим бомжам бутылку водки. Нет, две. Или позвонить неприятному человеку с работы, который портит жизнь своими кознями и сплетнями, но ему нельзя хамить, потому что он хоть и мелкий, а все ж таки начальник, но позвонить и сказать ему: «Знаешь, я тут подумал, а не пошел бы ты в ж..у?» Или заехать наконец-то к маме и слушать бесконечно ее истории ни о чем. Кто-то там родился у племянницы тети Наташи, в соседнем подъезде поставили новый домофон, у Ирины Николаевны муж умер. Кто такая Ирина Николаевна? Кто ее разберет! Это вообще неважно. Но сидеть и слушать с удовольствием. И остаться даже ночевать у мамы. Или ну наконец-то вымыть окна в квартире. Или помочь донести сумку. Или покрасить одну стенку дома. Нет, две. Просто так взять и покрасить в фиолетовый цвет. Почему в фиолетовый? Это вообще неважно. Утром проснуться и подумать: «Ндааа... Почему фиолетовый?» Утром же всегда есть вот эта секунда, когда ты понимаешь, кто ты и с чем пришел в этот день. Например, с двумя фиолетовыми стенами. Сидишь пьешь чай, смотришь на них. Думаешь: если купить еще фиолетовую подушку на кресло, то, может, как-то и нормально тогда, да? По радио передадут про ужасные морозы, с тысяча девятьсот тридцать седьмого не было таких. А около уличного ларька мается с похмелья и выбирает пиво подешевле один бомж. Нет. Два!


Белая краска

Один раз мне надо было купить белую краску и я два часа выбирала белый цвет. Белых цветов сколько угодно. Белый-белый, белый белее некуда, не сильно белый, сильно белый, почти белый, можно сказать, что белый, не так уж и белый, белее белого, беловатый белый, так себе белый, ну белый и белый, бледный белый, яркий белый и, наконец, просто белый...

А когда ты выбираешь цвет, то начинается самое вкусное. Речь тут не про вонючую краску, конечно, а про водоэмульсионную, которая ничем не пахнет и густая. Продавец достает огромную банку. Внутри нее белая краска — это база. Если в базу намешать разных цветов, то получается правильный оттенок. Продавец открывает банку и легонько встряхивает в руках. Это совсем необязательный жест, он не несет никакой нагрузки, но это мой самый любимый момент, я от него млею, потому что густая белая краска в банке лениво движется, как сметана. Она такая плотная, гладкая. И хочется сразу выхватить и жадно выпить тугими глотками, оставив над губой белые усы. А потом провести языком по усам и сказать: «Простите, с детства мечтала сделать это», — и вернуть продавцу полбанки обратно.

Пока я представляю его лицо в этот момент, продавец ставит банку на специальную установку, в которой заряжены тюбики с красками. Он находит нужный, наводит его над банкой со сметаной и выдавливает по несколько густых струек, загоняет их внутрь, как сиропчики. Чтобы сделать голубой, недостаточно просто выдавить синего сиропчика. Надо еще красного, немного желтого. А они врезаются в сметану, она густо и недовольно бурчит, пускает ленивые пузыри. Продавец краски — как продавец мороженого с сиропчиками. Он так вкусно это все делает, что мне хочется опять схватить банку и уже даже не отдавать. И чтобы он ругался, как мама: «Алеся, ну подожди! Сейчас все будет готово, и тогда поешь. Не кусочничай!» А ты стоишь с усами, дура дурой, счастливая и виновато смотришь.


Интересная история

Не знаю, как вы, а я всегда рассматриваю людей и думаю о них. В ресторанах, метро, на улице. Кто-то читает книжки в транспорте, а я всегда пялюсь на пассажиров.

В ресторанах очень интересно смотреть. Один раз видела. Вот сидят она и он. Сидят близко ко мне, я их слышу. Он иностранец, она русская. Он — ну сорок два. Она — может быть, двадцать шесть. Пришли есть суши.

Работают, наверное, в транснациональной компании. Ну, в такой, где джинсы можно одевать только по пятницам. А так всю неделю белый верх, черный низ.

Наверное, он приехал откуда-то из Англии. Видно, что чувачок не нашей масти. В таких компаниях принято называть подобных чувачков экспатами.

И вот он экспат. Она — ну, наверное, Юля Ильина. Окончила какой-нибудь экономический. Или менеджерский. Ну, какой-то такой окончила. Хотела наверняка кем-то другим стать (например, дизайнером штор), но мама сказала, что не денежно. А на экономическом есть связи, тетя Наташа поможет, если что. И вот мама настояла, тетя Наташа и правда помогла, нелюбимая профессия приобретена. Юля как-то где-то уцепилась, прослушала курсы, получила степень с трудно расшифровываемой иностранной аббревиатурой и устроилась в транснациональную компанию типа «Нестле». Это круто, потому что транснациональная, перспективы и возможности. Сначала младший помощник младшего менеджера, потом помощник менеджера постарше, потом она сама стала менеджером, пусть самым-самым младшим — но рост налицо.

Работы много. Бумажки большие и маленькие, сутками головы не поднимает, менеджеры постарше не торопятся терять свои места, менеджеры помладше жмут сзади, обстановка напряженная, надо работать. А Юля — она полноценная девушка нормального телосложения, ей двадцать шесть (тут некоторые девушки любят добавлять слово УЖЕ), она в пубертатном периоде давно, но пока безрезультатно. А какие могут быть результаты, когда на работе сидишь до ночи, коллектив женский. Когда коллектив женский, можно сойти с ума.

И вот Юля частенько думает о том, что пубертатный период дает о себе знать. И пора бы замуж. И хочется детей. Вопрос: где взять? И Юля начинает смотреть вокруг, потому что недавно Лидка из отдела шоколадных батончиков вышла замуж за Стива. Он итальянец, работал в «Нестле», как-то они там снюхались на теме батончиков, и теперь Лидка шлет фотографии себя беременной на фоне Стива.

Юля смотрит вокруг и со вздохом замечает, что Стива уже разобрали, остались облезлые Патрик и (более-менее) Роланд. Сначала она пытается перенять у Роланда опыт, задавая ему вопросы на только рабочие темы. Роланд реагирует вяло, хотя отвечает четко по теме. Юля пишет ему письма, где задает уточняющие вопросы (будь прокляты эти батончики и разговоры о них, но надо же с чего-то начинать отношения), а Роланд исправно на них отвечает. Тогда Юля вносит эмоциональный заряд в их отношения и ставит в конце некоторых предложений смайлики, в том числе подмигивающие. Роланд продолжает отвечать серьезно, но в какой-то момент забывается и ставит смайлик тоже. Юля воспринимает это как знак и намекает Роланду, что неплохо было бы куда-нибудь сходить. Роланд понимает намек Юли. Хотя он ленив от природы и приехал сюда вовсе не за романами, а пересидеть годик в России, добыть строчку в резюме, поруководить кем-нибудь, а потом вернуться на солнечную родину в другой должности, и желательно, чтобы на его фоне после возвращения никто не фотографировался, будучи беременной. Но Юля не слышит мысли Роланда и уже выбирает место. Суши — это демократично. Легкая современная еда. Все девушки должны есть суши и салат из рукколы с томатами черри под сыром пармезан.

И вот я вижу их в какой-нибудь «Планете суши». Юля и Роланд. Юля оделась так, чтобы он не подумал, что она приперлась на свидание. А?Роланд вообще хотел в последний момент отказаться, но поленился, что ли. Сначала говорили о работе. Потом начали о семье. Кто где родился, да как учился, да чем любит заниматься. Юля перед свиданием не ела, но заказывает немного, демонстрируя непрожорливость и сдержанность в питании. Мнет тонкие запястья, ей почему-то кажется, что этот жест символизирует женственность и хрупкость. Так иногда бывает: женщина придумывает себе какой-нибудь жест и давай его символизировать. А Роланд скучает немного, думает, как бы сказать, что ему надо отлить, но не находит паузы для этого, потому что Юля выпила и болтает без остановки. А Юля уже не просто выпила, а немного так надралась. Не рассчитала. Не пьяная, что ужас, ужас, ужас, но уже готовенькая. Роланд находит-таки паузу и выползает бочком из-за стола, Юля в его отсутствие достает телефон и пишет подружке: «Он зануда. Уже не знаю, о чем говорить».

Роланд тем временем возвращается из туалета с влажными руками и умытым лицом. Юля заказывает десерт и думает, заплатит он за нее или нет? Если заплатит, то, значит, понравилась. Если нет, то козел он английский. Вообще, мысли у Юли в этот момент путаются, она почему-то вспоминает своего бывшего (звали Славиком), хочется быстро домой, лечь на кровать и позвонить уже кому-нибудь. Может быть, тому же Славику. Хотя, чё ему звонить? Тоже козел. Вообще, все они козлы... А потом она думает: «Господи, ну о чем я думаю?» Роланд тем временем выпил чай и водит глазами по накуренному помещению. Юле уже начхать на то, что курить при нем много не надо (иностранцы этого не любят, хотя сами покурить не дураки, но лучше не надо, мало ли Роланд ярый противник), Юля начинает курить много, вытягивает из пачки свои тонкие сигареты, Роланд водит носом и дает Юле знак — смотрит на часы. Юля понимает, что свидание ни разу не удалось и пора домой. Завтра на работу.

Она просит счет, достает кошелек, и Роланд не делает никакого знака, мол, ты что, принцесса, я плачу сам. Наоборот. Он делает омерзительный знак: достает калькулятор. И Юлю уже вообще тошнит. И она понимает, что лучше бы ей сейчас поблевать. А еще лучше домой и поблевать.

Утром Юля проспит на работу. А когда проснется, то будет стыдно немножко за вчерашнее и жалко себя до ужаса. Что ж я такая дура несчастная — вот как подумает Юля. А Роланд вообще ничего не подумает. Или будет сожалеть о том, что лег поздно, а теперь не выспался.

Встретившись в офисе, они поздороваются. Юля подумает: «Только бы он не подумал, что у нас было свидание!» Роланд подумает: «По-моему, у нас было свидание». Через год Юля встретит наконец-то мужчину, на фоне которого можно фотографироваться беременной, а он в это время будет обнимать сзади, положив руки на ее большой живот. И можно будет послать эту фотографию той самой Лидке, которая работала в отделе батончиков, а потом вышла замуж за Стива и уехала с ним в заграницу и оттуда слала беременные фотографии, а теперь Лидка вернулась с ребенком и живет тут, а Стива ее не видно и не слышно. «А что случилось-то у вас?» — спрашивают у Лиды подружки с неподдельной радостью в глазах.

Но это будет все через год. А пока мы все сидим в ресторане. Юля, Роланд и я со своим спутником. Со мной вообще нельзя ходить по ресторанам, потому что постоянно придумываю всякие такие истории про людей. Всегда завидую официанткам. Они могут ходить по залу и, подойдя к столику, слушать, о чем говорят люди. Это самое интересное — наблюдать за людьми и слушать, о чем они говорят. Вот за этим столиком парочка ругается, вон за тем первое свидание, за третьим сидят две по­дружки.

Слушайте. А может, это были вовсе не Роланд и Юля, а какая-нибудь Катя и Джеймс. Сидели себе и ели суши. Ну, выпила она, ну, скучал он. Какая, по сути, разница? Зато они мне рассказали интересную историю. И мне с ними было весело.


Только кофе

Один раз мы снимали рекламный ролик. В этом ролике по сюжету два человека занимаются любовью. Один человек мужчина, а другой женщина. И там все такое неясное, в еле-еле дыму, с намеками, движениями то ли тел, то ли простыней, легкие шторы летают по кадру, перекрывают моменты. Потому что реклама, общественное телевидение, дети смотрят и нельзя показывать, можно только красиво обозначать.

И заказчик говорит: «Я хочу, чтобы».

Он хотел, чтобы актеры были с хорошими лицами и телами, мужская попа из крепких мышц и женская грудь из упругих грудей, а не черт те что. Потому что пусть мы не увидим никогда эти подробности и их нельзя показывать, но надо, чтобы было.

И мы начали искать. Обычно актеры показывают на кастинге для рекламы лицо анфас, улыбка, без улыбки, два профиля, руки и зубы. Со стороны это выглядит так, будто выбирают самого породистого человека на планете и записывают в ковчег.

На кастинге для ролика про секс актеры показывали попы, груди, а еще спины. Потому что если все отлично, а спина в прыщах, то нельзя. Нашли прекрасного мальчика и прекрасную девочку, но у девочки была проблема. У девочки почти не было груди. Ну, то есть была, но так, чтобы грудь — нет. А там по сюжету в одном кадре мужская рука расстегивает блузку, края начинают распадаться, и лучше, чтобы эти края распадались по мягкому, а не по ребрам.

Заказчику нравилось лицо девочки, а грудь не нравилась совсем. И тогда режиссер предложил расчлененку. На общих планах и крупным планом мы снимаем актрису с понравившимся лицом, а для кадра с блузкой приглашаем грудь. Просто девушку, которая просто придет и просто принесет с собой просто две просто сиськи. На ней мы расстегнем блузку, она будет переворачиваться в руках главного героя, а ее лицо мы не увидим, потому что сиськи и лицо у человека в разных местах. Это же монтаж, Джони.

И вот съемка. Идет съемка, снимаем общие планы, лица героев, простыни летают, шелковое белье струится, пиротехники пускают дымок, все такое манящее. В перерывах между дублями она к нему прижимается под мышку, он ее греет. Познакомились за час до съемки, до этого вообще друг друга не видели. Они лежат, болтают, вокруг оператор ходит, свет поправляет, режиссер командует «Начали!», они опять становятся вместе. «Стоп!» Она ложится рядом, он ее накрывает, ну потому что бережное отношение, интима нет, но инстинкты, что ли. Моя женщина, не смотрите. Актер говорит: «Принесите Оле чаю, пожалуйста». Актриса пьет чай, они его даже вместе пьют. Опять «Начали!», они начали, потом опять полежали. И так весь день. И тут настало время, пришли сиськи. Между прочим, очень приятная и милая девушка, она же не виновата, что у нее так сильно наросло. Идет по павильону в халатике, прикрывается. Режиссер объясняет, мол, так, мол, и так.

Первая девушка уходит в гримерную, вторая провожает ее победоносным взглядом, ложится... «Приготовились! И начали!» Он расстегивает блузку, девушка правильно на камеру поворачивается, края одежды соскальзывают — «Стоп!». Они останавливаются и отползают в разные концы кровати. Он накрылся одеялом по уши. Лежит. Она тоже лежит. Мерзнет.

Потом опять «Начали!», пуговицы из петель выходят, блузка в разные стороны, шелк струится — «Стоп!». Лежат. Актер говорит: «Принесите мне чаю, пожалуйста». Лежит и пьет чай. Потом девушка снялась и ушла, унесла с собой то, что наросло.

Съемка продолжается, на площадку возвращается первая актриса. Вернулась, обошла кровать с другой стороны и легла на самый край. Лежат. Молчат. Актер говорит: «Принесите Оле чаю, пожалуйста». Пытается за ней обратно ухаживать, налаживает контакт. А она ему отвечает, но отвечает так, чтобы слышали все: «Я не люблю чай, я пью только кофе!»


Родня

Мой дедушка родил последнего сына, когда ему было 86 лет. А когда ему стало 90, бабушка с ним развелась. Не смогла простить измены. Она хотела еще раз выйти замуж, но не успела и умерла. Родственники говорят, что я очень похожа на бабушку. Так и говорят: «Вылитая Раиса!»

Мой дядя до сих пор работает директором Дома культуры в райцентре Шипуново и руководит самодеятельностью. Он тот самый сын. Говорят, я на него очень похожа. Так и говорят: «Вылитый Витя!»

Мой папа работал на молоковозе. Он собирал молоко со всего края и возил в город на молокозавод. Его любимая деревня, откуда он забирал молоко, называлась Чистюнька. Папа воровал молоко и приносил его домой в 25-литровой канистре. Выпить столько было невозможно. Поэтому мама била из молока масло в стиральной машинке «Фея». У нас был полный холодильник масла. И не было мяса. Потому что папа не работал на мясокомбинате.

Однажды папа своровал целый Камаз. Правда, пустой — без мяса и молока. А потом он его потерял. Просто забыл, где оставил. Правильно, легко приходит, легко уходит. Мама говорит, что я очень похожа на папу. Так и говорит: «Ну вылитый Петя!»

Моя мама врач. Каждый день она видит, как рождаются люди. Иногда люди рождаются очень слабыми и безжизненными. Я до сих пор не могу привыкнуть, что вечером она готовит мне суп теми же руками, которыми сегодня спасла жизнь нового человека. Папа говорит мне: «Ты — вылитая мама!» Правда, мы давно с папой не говорим.

Моя двоюродная сестра пошла в школу раньше. Мне было интересно смотреть, как она делает уроки. Она сидела за столом и выводила буквы, а я была напротив и следила. В результате к пяти годам я вполне сносно читала и бегло писала. Только кверху ногами. Переворачивала книгу и читала. Когда 1 сентября я пошла в школу и учительница спросила, кто умеет писать, я вышла и написала перевернутую букву А.

А мою первую учительницу звали Заковряжена Лилия Вениаминовна. По-моему, с такими именами нельзя пускать в первые учительницы.

А еще у меня сегодня плохое настроение.

PS. Хотя нет... Уже исправилось.


Как хорошо, что мне завтра не в школу

Как хорошо, что мне завтра не в школу.

И не в университет.

Как хорошо, что я уже БОЛЬШАЯ.

Как хорошо, что я не встану завтра рано утром, что меня не начнут наряжать в новую форму, которая с вечера висит на плечиках, а мама начнет поправлять манжеты и отгибать их так, что они будут тереться. Терпеть не могу, когда меня трогают и поправляют одежду, даже ниточку убирают. Не трогайте меня никто!

Как хорошо, что не надо брать еще пустой портфель. А когда на первых уроках начнут раздавать учебники, то надо будет успеть урвать поновее.

Как хорошо, что не надо видеть одноклассников после летних каникул, которые изменились. Низкие стали высокими, а высокие покрылись прыщиками.

Как хорошо, что не надо нюхать школу, которая после ремонта. Как хорошо, что не надо ходить в столовую, которая воняет даже после ремонта.

Как хорошо, что я завтра не буду скучать по лету. Чего по нему скучать? Мне без разницы — зима или лето: собрала вещи и быстро в любое время года полетела загорать. И никто мне не скажет, что я пропустила аж две недели в школе, а за это время они написали пять контрольных. Никто не скажет!

Как бы мне не хотелось вставать завтра, как бы не хотелось видеть издалека, как к школе стекаются ручьи людей в белых фартуках с цветами.

А вот эти слащавые промоакции гаишников, которые они затевают перед 1 сентября. Месячник «Осторожно! Дети на дорогах!». Ну, как-то так. Период с 15 августа по 15 сентября. А потом что? Дави школьника, валяй по асфальту портфель?

А как противно ходить в школу зимой. Это же ужас как невыносимо ходить в школу зимой. А особенно невыносимо ходить в школу зимой с невыполненным домашним заданием. Заметут, точно заметут. Соберут тетради, вызовут к доске, проверят, а ты ничего не знаешь, ничего. И в такие минуты я никогда не обещала себе выучить в следующий раз, нет. В такие минуты я мечтала быстро вырасти, получить нужные аттестаты и дипломы и убить всех. Просто взять большой автомат и чтобы они тут кровью умылись со своими домашними заданиями.

31 августа для тех, кто учится в школе, — это сродни билету на самолет, который улетает в восемь вечера. Вот ты утром встал, вещи собрал, все проверил, позвонил знакомым, тебе все отзвонились, пожелали хорошей дороги, ты им сказал счастливо оставаться — и все. Сидишь. Чемоданное настроение. Никуда не успеешь сходить. В восемь самолет, в шесть надо выйти из дома, а лучше в пять, чтобы успеть, вдруг пробки. А время пока только двенадцать, сиди, не дергайся.

31 августа для школьника — это когда у вас самолет в восемь вечера. Весь день насмарку.

Учитель информатики гладил меня по шее, и я боялась увернуться, потому что иначе грозили двойки. Виктор Иванович, как вам не стыдно? Учительница по алгебре и геометрии, которая одновременно являлась директором школы, гнобила меня со страшной силой, а мама ходила к ней и унижалась. Тамара Федоровна, вы за что так со мной и мамой? Я же была девочкой, а вы со мной обходились с такой неоправданной жестокостью, будто я увела мужа и вы остались с тремя детьми на учительскую зарплату. Наталья Анатольевна, почему я в седьмом классе должна была понимать Рея Брэдбери и его «Вино из одуванчиков»? Недавно перечитала, мне ужас как не понравилось. Я вообще не терплю фантастику и считаю, что самое необычное и необычайное можно и нужно находить в простом. И?почему за то, что мне не понравился Рей Брэдбери в школе, вы, Наталья Анатольевна, поставили два? С какой стати?

С какой стати меня оценивали люди, которые не любили свою работу, которые не любили детей? Которые устраивали показуху на показательных уроках, когда на последних партах сидели тетки и дядьки с районо? А я помню, что вышла к доске и пол-урока рассказывала, как мой дед был знаком с Лениным. И как он ездил с ним и воевал. И как один раз у них в полку закончились красные знамена, а дед придумал, что надо сдать кровь и покрасить простыню — вот и будет вам красное знамя. И еще говорила, что Ленин был невысокого роста. Вот мой дед такой, а Ленин такой — и отмеряла рукой, показывала на себе. Я врала с удовольствием и упоением, сочиняла на ходу. И никто из учителей не мог рта открыть и посадить меня на место, потому что на задних рядах сидело районо и оно почему-то не знало, что в 69-й школе учится буквально внучка близкого друга Ленина. А тогда был коммунизм, меня с такими данными нельзя было заткнуть. И вот они слушали, как я вру. И хорошо. Потому что всю школу я слушала, как врут они.

Мне кажется, что когда я рожу ребенка, выращу его, он пойдет в школу и я закрою за ним дверь, то прижмусь ухом к двери, подожду, когда закроются двери лифта, и начну скакать и хохотать! Мне туда не надооо! А?если он вернется, потому что цветы забыл, то я одерну на себе одежду и скажу, что комедию показывали, и кашляну от конфуза, потому что он будет стоять в дверном проеме и видеть, что телевизор выключен.

Я сейчас лежу и шевелю пальцами ног. Это прекраснейшее занятие, просто прекраснейшее. А потом я буду есть манты. Мы пойдем есть манты, а потом будем лежать и опять шевелить пальцами. А завтра я встану и не пойду в школу. А может быть, подойду к ближайшей, посмотрю на это адское безумие и выпью водки сто. Ааа, я уже большаяяяя!

По идее вот сейчас, на этом месте, правильно заскучать по тому, что, «а с другой стороны, больше никогда это не повторится», или сказать: «но завтра я иду в школу, чтобы стать для кого-то первой учительницей». Это было бы в жанре, улыбнуло бы многих людей и сделало им ностальгическое осеннее настроение.

Бегу и волосы назад!

Как хорошо, что я большая и мне завтра никуда не надо! Так и знайте!


Сабля

Когда у меня когда-нибудь родится сын Вася, то Вася будет все время ходить с саблей. Это произойдет вот почему. Вася посмотрит какой-нибудь мультик, а у главного героя будет сабля. И Вася тоже так захочет. Мы будем покупать ему по сабле в день, потому что за саблю Вася будет шелковым, слушаться, убирать за собой игрушки (тоже сабли) и без капризов ложиться спать в 9 (с саблей).

Один раз я скажу своему мужу: думаю, надо отвести Васю к детскому психологу. Он с саблей не расстается. Вдруг это какое-то отклонение, я читала в журнале. Муж мне скажет: «Да ну...» — и тут же уснет. А я буду лежать и накручивать себя про саблю. Потом я найду самого популярного психологического доктора для детей, к которому трудно попасть на прием, потому что он очень известный и дорогой. Но я через знакомых договорюсь, и доктор нас примет без очереди за двойную плату.

Вася будет сидеть в приемной с саблей, которую мы берем обычно для выходов. Для гостей у нас будет другая сабля. Для детского сада тоже другая.

Доктор пригласит нас в кабинет. Он будет сидеть на стуле, протянет Васе руку, мол, ну как тебя зовут, а? А Вася в ответ ка-ак долбанет доктора по руке саблей. Доктор скажет: «Ай, так нехорошо! Надо извиниться!» И якобы приветливо улыбнется, потому что он детский врач. А я скажу: «Вася! Немедленно извинись!» А он будет стоять и сжимать губы. Тогда я присяду рядом с ним и скажу, заглядывая в глаза: «Ты слышишь меня? Вася, извинись!» А он будет стоять со сжатыми губами (весь в отца) и скажет: «Мама! Этот доктой не встай, когда здоровался с ультракомандиром! (согласно мультипликационной иерархии Вася будет как раз ультракомандиром.) А драмуксийглаз (как-то так будут звать любимого васиного персонажа из мультика, которому Вася подражает в плане сабли) никогда такого не прощал!» И, сидя около Васи с саблей, я пойму, что нельзя его сейчас предавать. И скажу: «Извините, доктор, мы не можем извиниться». И мы пойдем с Васей из кабинета. А Вася повернется, уводимый за одну руку, а другой, в которой сабля, погрозит доктору и скажет: «Ууу, это тебе еще повезло!»

Я не беременная, просто так подумала.



 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0