ПЕТР ДЕГТЯРЕВ


Минута

...Исчезли сторожа.
Что может быть прекрасней
Отвесного дождя
И кресла на террасе!

И красного вина,
Созревшего в бутыли
В глухие времена,
Под амфорною пылью!

Прощай, броженье дней
В кромешной тьме и смуте!
Осадок их на дне,
А суть в одной минуте.


* * *
В январе я не умру,
хоть убей,
глаза закрою —
С коромыслом поутру
Ты с колодезной водою.

Ставишь ведра на крыльцо —
Половицу аж прогнуло...
Угадай, в каком кольцо
Золотое утонуло.

В левом плещется вода,
В правом тихо — чисто камень,
И сквозь мрак глядит со дна
Ровным светом желтый пламень.

Смотришь искоса,
постой,
Ты, притворщица, колдунья.
Твой вопрос совсем простой
И не требует раздумья.

Ты гляди не обманись...
Искушенный тьмой и светом,
Всю оставшуюся жизнь
Я стою перед ответом.


Проголодь

А все зовет о безутешном,
Не исполнимом в тишине,
Как эта старая скворечня,
Прибитая в осенней мгле...

Все сделано, дрова накрыты,
Предполагается зима,
И краски осени размыты,
И снова белая тюрьма.

Не все, наверно, бестолково,
Когда гудит огнем камин
И языком пылает слово —
Я перед вечностью один.


Хованское

Меня кружили именины
Внезапно нежного родства
С кусками выморочной глины
Округ соснового креста.

Приют последний был покоен,
Но все здесь было о живом:
От воронья над колокольней
До листьев, вымытых дождем.

Здесь слово новое рождалось,
Соединялось и росло,
Рвалось и снова ожидалось,
Но так и не произошло.

А может быть, мгновенье было,
Одушевленное в тиши,
Что крыльями тебя укрыло
Новопреставленной души.

Ты видела? Она живая,
Среди оржавленных оград
Поэта лира золотая,
Переходящая в закат.




ТАТЬЯНА КРАВЧЕНКО


Кравчий

Мне вчера приснился прадед,
Словно был он царский кравчий
И умело пиром правил.
Разливал вино по чаркам,
Наливал заздравный кубок
За царя.
                    И был он первый,
Кто вкушал вино из чаши
На пиру в походе бранном.

Молодым мой прадед умер.
Отчего — никто не помнит.
Оттого ль, что был он кравчий
Сильный, преданный и смелый...


Конец света

Я на том конце уже была...
Там пустыня выжжена дотла.
Там ряды покинутых лачуг,
Запоздалым ступором испуг
Комом в горле, струйкой ледяной
Меж лопаток. Тишина и зной,
И горячий бархатный песок,
И чужая тень наискосок
В разогретом мареве плывет.
И никак забыться не дает,
И сверлит, и мучает вопрос —
Что случилось? Что же здесь стряслось?
Обнулилась времени река?
Рухнули на землю облака?
Бренных жизней серая зола
Под ноги барханами легла.
Только звон оконного стекла.
И зола.
Я там уже была.
Там в конце начало. Новый век.
И уже родился Человек.


Страсть

Я не знала, что будет завтра,
Не задумывалась пока,
Я брела в темноте на запах
Шоколада и табака.

Я твои находила губы
И хотела испить глоток
Неизведанного, что люди
Называют дурман-цветок.

Или страсть. Или темный молох.
Он имеет такую власть,
Что, пока ты хорош и молод,
Можешь в этот капкан попасть.

Ты забудешь, что будет завтра,
Ты разлюбишь рассвет, облака.
Станешь слепо идти на запах
Шоколада и табака.




ЛЮБОМИР ОРЛОВЕЦ


Отслужившие листья

Сырой сентябрь миновал,
Заставил нас надеть бушлаты.
Зачем же листья посрывал?
В чем эти листья виноваты?

Зачем он выгнал их на плац
В промозглый день с холодным ветром?
Зачем шагали метр за метром
Они по плацу вместо нас?

Ты видел их в последний раз.
Они ушли, их не ищи ты.
Скажи, солдат: они убиты
Или уволены в запас?

Бог даст — и будущей весной
Их молодое пополненье
Замрет на ветках от волненья
В зеленой форме полевой.


Рождество в Орле

Мне слышится стук подков —
Так снег под ногами звонок,
И чудится ржанье конок,
Как эхо былых годов.

Снует маскарад теней
В лучах фонарей и окон.
Гирлянды горящий локон
Навис над Окой моей.

Уснула река во льду,
Но все же течет неспешно,
И я по воде иду —
Замерзшей воде, конечно.




ВАЛЕРИЙ ВАЛЕСОВ


Я осень каждую встречаю

Я осень каждую встречаю
Густым вином.
Давно, давно не различаю,
Кто за столом.

Была пальба, гульба, тревога,
Умёт в степи.
Я обернулся у порога...
Не торопи.

Ударил дождь в косые кочки.
Ножи неслись.
Я жизнь постигнул по цветочкам...
Перекрестись.

Земля, одна земля со мною.
Морщины. Путь.
Я восемь лет на месяц вою,
Болит уж грудь.

Дорожка красная чернеет
Под бугорок.
Вино осеннее не греет,
Не бьет в висок.


* * *
Бывает, ночью остролунной,
Когда немеет мир земной,
Я опоясываюсь думой,
Любимой, мертвой и простой.

Опять знакомые осколки
Мою раскачивают сень.
Дома, как склепы, приумолкли,
Переползая в новый день.

С луной кокетничают розы,
Живые тени на стене,
И, как чумацкие обозы,
Плетутся образы в окне.




ИРИНА НОВОСЕЛЬСКАЯ


* * *
Люблю галдеж Кузнецкого Моста,
Рассыпанные в его арках лица.
Глядит из-под руки — из-под креста —
На разношерстный люд моя столица.

Моя любовь, Кузнецкий Мост, встречай!
Как много здесь спешило и любило!
В водоворот потянет невзначай
Его силков неведомая сила.

Моя любовь, Кузнецкий Мост, как встарь,
Не отдыхается тебе, не спится,
Пока домов предутренний янтарь
На чистом небе не зазолотится.

И я спешу о чем-то попросить —
Как будто на бегу не раздышаться.
Хотелось бы... когда порвется нить,
В твоей брусчатке бусинкой остаться!


* * *
Отзвенев, отплакала стихами,
Отхлебнула ковшиком тоски.
Разрываю прошлое руками,
Как платок цыганский, на куски!
 
Ах, какая вышла бы из ткани
Юбка пестрая, цветная шаль!
Розы прошлогодних обещаний
Разрываю — ничего не жаль!

Ах, какие листья облетели!
Ах, какие розы отцвели!
Ах, какие очи отгорели,
Утопая в снеговой пыли!