* * *
Наш дом — молитва обреченных,
Как бы росток сквозь толщу плит,
Она в душе разгоряченной
Прохладой чувства освежит.
И, вдаль соцветия роняя,
Весенним дождиком дыша,
Плывет земля сквозь воздух мая —
Ей даль не стоит ни гроша.
Лишь мы, печалясь спозаранку
Над будущим томящим днем,
С душой, надетой наизнанку,
В нелегком будущем живем.
И кажется, во тьме вокзальной,
В теснинах рабских городов
Сокрыт порок первоначальный
Под крики беженцев и вдов.
Но ты расти, стремнина, ширься,
Чтоб до заветного лужка
Тропою стала монастырской
Следов чуть видная строка.


* * *
Пусть ветры лижут руки мне,
Как псы голодные без дома, —
Что ж, на войне как на войне,
И нет сражения без грома.
Ведь ливень в воздухе повис,
Иль это слезы исподлобья,
На небе тучи собрались
В одно небесное гнездовье.
Пусть древопахнущий простор
Мне душу гулко отверзает,
Коль я давно ее простер
Туда, где музыка играет,
Где нет ни холода, ни тьмы,
Ни затяжного снегопада, —
В тот край, куда умчимся мы
Во избежание распада.


* * *
Москва. Согбенные кресты
С небес свисают на проспекты —
Как будто мысли нечисты
У наступающего века.
Нам проще будет в царстве душ,
Когда весеннею порою
На Пасху грянет солнца луч
И мертвые глаза откроют.
И будут речи невпопад,
Когда восстанет дед покойный,
И время обернется вспять,
Винтовку вновь возьмет конвойный...
Георгиевский кавалер
Смахнет с плеча песок могильный,
И снова засияет герб
На знамени орлом старинным.
Так молча ненависть встает,
Опять в любовь преображаясь,
И в слезы превращает лед,
И горе слезы остужает.


* * *
Есть тонкая прелесть в пороке,
Ты черным его не зови,
Ведь выцвели древние строки,
Истрачена память любви.
И даже угасший воспрянет,
Когда повлечет его страсть
И бывшее с грустью помянет,
Так звавшее сладко упасть.
Взгляните на падшие лики,
Они безнадежно бледны,
Но бездна безмолвно окликнет
Тебя из своей глубины.


* * *
Весна пришла, улыбку не тая,
Как незаметно все переменилось.
Озябший голос талого ручья
Звенит о том, что время повторилось.
Часы с кукушкой вновь подали весть,
Что лес очнулся, протянув ладони,
Вернулись птицы с утренних небес,
И мир воскрес, и колокол трезвонит.
Что в сумерках жизнь шорохов слышна,
Шагов неразличимы очертанья,
С предметов облетает седина,
И лед дробится в судоржных рыданьях.
Так с возвращеньем, юная весна,
Ты навсегда останешься подругой,
Цветением и резвостью полна,
Волнуешь горизонт, хрустальный и упругий.
Там нерв дрожит, там новый край земли —
Земли, обетованной человеку,
Где мысли и фантомы расцвели
И истекли благоуханным млеком.
Молчание. Слышна лишь сердца весть —
То жаворонка песнь, как в день творенья,
Пылает в высоте и словно здесь
Блуждает невод на реке забвенья.
Проходит все. Пройдешь и ты, весна,
И духота опустится на села,
Земля забудет наши имена,
И вновь нахлынут стаи новоселов.
Ты в лик красавицы сегодня облачись
И торжествуй над миром первозданным,
Сожги лохмотья в солнечной печи —
Пусть тучи вдаль бредут привычным караваном.


Амурская роза

На бульварах ссыльные старухи
Курят желтопалый «Беломор».
Вспоминая о былой разрухе,
К новостройке клонится забор.

Бьет волна амурская с разбега
О берег гранитный и крутой,
Там китаец, воротясь с набега,
Жмет барыш дрожащею рукой.

Он речное золото в мешочке
Взвешивает прямо на глазок —
И течет старательский песочек,
И звенит разбойничий смешок.
Но заветною тропой хунхуза
Хитроглазый вор не ускользнет:
Ведь на бывших рубежах Союза
Каждый тигр и то наперечет.

По Амуру пролегла граница,
Ходят на просторе корабли,
И нельзя в Хабаровск не влюбиться,
Хоть он сам не просит о любви.

Солоно хабаровское небо.
Жжет мороз, как в топке жгли Лазо.
С юности в Хабаровске я не был —
Анашой он пахнет и грозой.

И бужу, бужу воспоминанья,
Словно гость, пришедший средь ночи,
Воротился я из всех скитаний,
Сердце, сердце, лучше помолчи.

Сопки спят, отцветшие когда-то,
Будто рыжий лоскутный ковер,
Прячут дебри беглого солдата,
Волк выходит на ночной дозор.

Лишь одна жена-хабаровчанка
Долгим взглядом смотрит на луну,
Трется боком косогор песчаный,
Точно кот, о сизую волну.

Что ты видишь, женщина, во мраке,
Кто тебе там знаки подает?
Волком воют вдалеке собаки,
Чуждой стороною вор ползет.

Ей приснились синие аллеи
И жених на розовом коне,
Сталин на московском мавзолее
И звезда на газовом огне.

Ей приснился поутру подснежник
И снегов лазоревая гладь,
Поцелуй желанный, самый нежный, —
И душа во сне оборвалась.

Ну а в небе первозданность рая,
Бороздой не тронута земля,
Лишь прилег от края и до края
Млечный путь на русские поля.

О Большой земле мечтают люди —
О Москве, о Питере. Впотьмах
Авиабилет, как будто чудо,
Хабаре пригрезился впотьмах.

Поцелуй как след амурской розы
На щеке, пропахшей табаком,
Вдалеке полоска ночи звездной
И метеорит с кривым хвостом.

Пусть смеется весело девчонка
И роняет слезы майский дождь,
Впереди танцует собачонка —
Ты домой по городу идешь.

Все мы тут солдаты и бродяги
Пред седой амурскою водой.
Пусть пестрят и племена, и флаги
На причале жизни молодой.


* * *
Она мечтала о Венеции,
Жила в прокуренной «хрущовке»
И с пунктуальностью немецкой
Стихи писала ни о чем.
О чем писать? Все мысли сказаны,
Давно уж чувства онемели,
И лишь одной мечтою сказочной
Она жила в дому панельном.
И ей казалось, воды плещутся,
И льются песни гондольеров,
А мрамор на старинных лестницах
Вползает в роскошь интерьеров.
И поэтессе снова чудились
Шаги тяжелые и звонкие,
А за окном все небо хмурилось
В унылой городской сторонке.
Она искала вдохновения
И сны разгадывала давние,
Былой любви без упоения
Листала давние предания.
Губами шевелила чахлыми —
Далась ей древняя Венеция! —
А за окном сиренью пахло
И сигаретами турецкими.


* * *
Там нет имен, лишь номера
Полков, дивизий,
                                батальонов.
Свинец летел, как мошкара,
И жалил насмерть упоенно.
Надгробья пышные молчат,
В мир заколоченные ставни,
Жизнь не воротится назад
Из боя, бывшего неравным.
Стоит деревня у реки,
Заброшенная и пустая, —
Огнем крестились мужики,
Вселенную перелетая.
Им больше не открыть окно,
Плиты не приподнять
                                     могильной.
Война закончилась давно,
А жизнь идет тропою пыльной.
Мир устоял который раз,
Подрагивая и шатаясь,
И огненный цветок-фугас
Увял, из бездны прорастая.
Идут в шинелях старики,
Звенят награды на мундирах,
А дни войны так далеки,
И так близки соблазны мира.


* * *
Войди в это сонное лето,
Где жмурятся окна листвой,
А темною ночкой где-то
Щебечет напевчик простой.
Черемухой ночь облетает
Под ветром прохладным
                                          с реки,
Как будто девчушка простая
Срывает с цветка лепестки.
Она загадала желанье,
Она затаила слова.
Нет хитрости в юном созданьи,
Поникла ее голова.
Она захотела веселья
И шумную стайку подруг,
Как будто бы на новоселье
Все пташки слетелись вокруг.
И кажется глупой девчонке,
Что все в этом мире свои, —
И ветер ей лижет ручонки,
И хором поют соловьи.
Войди в это пряное лето,
Желанье ему загадай,
И звонко откликнется где-то
Кукушка, считая года.
Как много уж их отзвенело,
Лишь память дождем моросит,
Дождливое лето приспело,
Кукушка вдовой голосит.
А где-то, как будто украдкой,
Желтеет и вянет листва.
Как было все бывшее сладко
И так беспечально сперва.
Прощай, пожелтевшее лето,
Прощай, и девчушка с цветком.
Лишь с дружеским
                    звонким приветом
Летят журавли высоко.