Чудо мученика Трифона о соколе

У князя милость и беда
в одни заходят невода.
Так родилось о чуде с соколом предание.

Гнев князя страшен. Волен меч
снять голову с широких плеч
сокольнику за Адрагана — бела кречета.

Пришпорив резвого коня,
Мчит, в сердце Божий страх храня.
Назначил сроку князь для поиска три дня ему.

Пал духом княжеский слуга,
напрасно стоптана стега.
Спасет от верной смерти лишь с небес благая весть.

«На грешного раба призри,
Заступник, милость сотвори», —
молил сокольник горячо святого Трифона.

Сморил беднягу сладкий сон.
Во сне знакомый видит склон,
На нем высокая сосна стоит, как звонница.

Коня хлыста торопит свист.
Сокольник наш благодарит
Спасителя: «Велик святой, велик воистину!»

Вот склон. И, словно серебро,
сверкает кречета перо.
Издалека видна сосна на том урочище.

Обет великим князем дан.
Храм поднят на земле славян.
Гласит о соколе чудесное предание.


* * *
Журчали ландыши.
Черемуховый лед
упал в траву — весенняя остуда.
Знобило ночь, и в ожиданье чуда
глаза прищурил в небе рыжий кот.

И вот
случилось —
робкая сирень
ударила вдруг залпами фонтанов
и залила душистым океаном
девятый майский
долгожданный
день.


В Саратове минус четыре

Памяти Феликса Маляренко

В Саратове минус четыре.
Зима как «жигуль» с толкача...
Дней двадцать как там схоронили
Васильевича.

Решаю, идти ль в синагогу,
На синие пальцы дыша.
По мне, пусть бы к русскому Богу
Его полетела душа.

В Саратове минус четыре.
А небо (мечту оскопя) —
Лоскут, продырявленный в тире,
а с дыр — белым валом крупа.

Поди разберись, где тут небо.
В такую же синь облачась,
Вода разделила бы жребий
Васильевича.


За коном

Сегодня пятница. Встречает у ворот
зеленоглазая блохастая ватага —
часть незначительная дачного ГУЛАГа.
У них за главного лобастый рыжий кот.
— Привет, начальник! Коготь! Десять лет.
А там, в миру, звала хозяйка Персик!..
Ханыга!
— Здрасьте!
— Без хвоста — Кастет,
в кустах — Бродяжка, под машиной — Джерси!
— Мотаем срок, конечно, за любовь.
Поди сыщи в ней правых, виноватых.
Банальна рифма: кровь — любовь — морковь.
Кровь — ничего, морковку — для пернатых.

Так и живем. Почти закрыт сезон.
Философ не соврал: найди тут виноватых.
Кровянку — за любовь, морковку — для пернатых.
Все, что за коном, то и есть закон.


Запоздалое счастье

Дай мне руки, я их обогрею,
К ним прижавшись горячей щекой,
Охмелею тобой, осмелею,
Не смогу надышаться тобой.

Прошепчу над тобой обереги,
Чтоб в чужой стороне не пропал,
В сумасшедшем, неистовом беге
От завистливых глаз не упал.

Да и мне в беспросветности будней
Так легко оступиться... и в грусть,
Отгореть пустоцветом минутным.
Дай мне руки — и я удержусь.

Я слова «не смогу», «не сумею»
Сброшу под ноги, словно старье.
Дай мне руки, я их обогрею,
Запоздалое счастье мое.


Предзимнее

Страх сосет под ложечкой
Поутру.
Осень рыжей кошечкой —
По двору.

Милая намается —
Ждет ночлег.
Так, поди, случается
Первый снег.

Пролилось небесное
Молоко.
Кошечке болезной то
Нелегко.

Лапки греть по-доброму
На печи,
Да горят под образом
Две свечи.

Ты меня, сердечная,
Не суди.
В платье подвенечное
Наряди.

Виновата, верно, я
Без вины,
Да тоской смертельною
Сны полны.

В снах моя сторонушка
Далеко.
Там у красна солнышка
Озерко.

Зачерпну водицы той
На Покров,
И во сне простятся мне
Сто грехов.

Лю-лю-лю, кошечка,
Засыпай.
Страх сосет под ложечкой,
Баю-бай.