Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Стихотворения

Тихонов Александр Александрович родился в 1990 г. в п. Большеречье Омской области. Работает заведующим научно-краеведческим центром им. А.А. Жирова в Тарской центральной районной библиотеке. Стихотворения и проза публиковались в журналах «Наш современник», «Роман-газета», «Подъём», «Север» и др. Автор книги стихов «Облачный парус» (Омск, 2014), романа «Охота на зверя» (Москва: АСТ, 2016), соавтор научно-популярной книги «Сила Сибири. История Омского края» (Омск, 2016).
Лауреат всероссийских литературных премий: им. М.Ю. Лермонтова (2015), «В поисках правды и справедливости» (2016), региональной литературной премии им. Ф.М. Достоевского (Омск, 2015).

* * *
Казалось, юность поросла быльём,
Но жажда чуда всё куда-то манит.
С утра соседка вешает бельё
И простыни – как паруса в тумане…
Усталости и лени вопреки
Гляжу в окно, в котором плещет лето.
Вновь умоляю: память, береги
Мальчишеское ощущенье это.
Я не хочу быть нудным ворчуном,
Размениваясь на дела и вещи.
Я распахну рассветное окно,
А там, в тумане – паруса трепещут!

* * *
В заснеженном доме, у русской печки
Сплетаются сказки, мечты и были.
От речки Вагая до Чёрной речки –
Полметра и горстка архивной пыли.
Вагай с цепенеющей Чёрной речкой
Текут подо льдом мимо дома. Мимо.
На тёплых полатях, у русской печки
Все беды вселенские поправимы.
Меж стылой землёй и бессмертным небом
Года и столетья легко пружинят.
А где-то идёт секундант по снегу…
А где-то кровавит клинки дружина…
Господь бы помог, но в мгновенье это
Он чем-то великим и важным занят.
И слышится крик за спиной поэта.
Ермак сквозь века: «осторожней, Саня!».
Но вечность лишь губы ему смыкает.
Картинка сменилась. Река другая.
Сергеич глядит – атаман шагает
В холодные воды реки Вагая.
И снова течёт пред глазами морок,
И пятятся воды реки забвенья,
Как будто десантники Черномора
Пришли кирзачами месить теченье.
И космос трещит, будто мозг похмельный,
И могут герои спасти друг друга.
Вот взял бы Ермак пистолет дуэльный,
А Пушкин царёву надел кольчугу.
В заснеженном доме, у русской печки
Все беды истории повторимы,
Ведь в выстывшем прошлом, у Чёрной речки
Ермак раз за разом стреляет мимо.

ЛЕОНИД
Закрыта книга, но строка звенит.
Так меч простора просит, в ножнах лёжа.
Не древний царь спартанский Леонид
Владел клинком, но сельский мальчик «Лёша».
А путь его был долог и тернист:
Сквозь сумерки времён, навстречу свету
Шел молодой, весёлый баянист,
Наш Лёнька – выпускник из «культпросвета».
До самой смерти гол был как сокол.

Ленивую размеренность разрушив,
Сквозь масло будней остро шел глагол,
Заточенный, чтоб жечь сердца и души.
Вскипала, раскаляясь добела,
Поэзия, замешанная с кровью.
Судьба же «Николаича» вела
То в Астрахань, то вовсе в Подмосковье.

Но строчке нет покоя. Всё звенит.
Всё требует, чтоб я прочел и понял.
Как будто ждёт почивший Леонид
Того, кто вложит меч в свои ладони,
Чтоб слово обожгло живым огнём
И в ясности звенящей укрепило…

А русские поэты день за днём
Подмоги ждут. И гибнут в Фермопилах.

ОМСКУ
И не важно,
как долго в его утробе
Пробыл плод таланта.
Но он был нашим!

Город вслед кричал:
– До свиданья, Роберт!
И по скверам кликал:
– Ты где, Аркаша?

– Ты куда, артист?
– Поднимаюсь выше,
В звёздный звон,
где ангел крылами машет.

Город лишь вздохнул:
– До свиданья, Миша.
На погонах звёзды –
теперь ты маршал.

Снова будут к небу
расти гиганты,
Над собой
и крышами новостроек.

Где-то в спальном квартале
Искрит талантом
Тот, кто пробует звёзды
достать рукою

В колыбельке лёжа. Ещё без нимба.
Ты храни его, Боже, кто бы он ни был.

* * *
Отпустить бы насущное, чтобы
Долго-долго по снегу идти
И вдыхать этот мир до захлёба,
И всему изумляться в пути.

От полночных огней в отдаленье
Проходить и желать от души,
Чтоб в глуши сохранилось селенье,
Где народ разъезжаться спешит.

Оправданья ищу. Но себе ли?
Или снегу, что знает одно:
Нет села там, где вьюги свистели
И под утро стучались в окно.

Я там не был ни разу. Но, всё же,
Сбив пургу, обратив время вспять,
Так хотел бы поверить, что может
Возродиться глубинка опять.

Тянет дым над заснеженной крышей
И ничто не пророчит беду.
Слышишь, снег?!
Всё наладится!
Слышишь?..
Через выстывший город бреду.

* * *
Лишь позовут свергать царя,
Поманят троном –
И вновь кровавая заря
Над тихим Доном.

Хоть нет от правды ни следа
В заморской мантре,
Уйдёт на киевский майдан
Безусый Андрий.

Потом: нацгвардия, Донбасс
И встреча с батей.
А дальше «Сынку!» хриплый бас.
А дальше... Хватит!

Но сквозь года и города:
«Я слышу, сынку!»,
И не ответит никогда
Остап из цинка.

Вот только кровь на всех одна
И горечь дыма.
На тех и этих тишина
Неразделима.

Смешает повести финал
И быль и небыль.
Ждёт тех и этих тишина,
Земля и небо.

* * *
...Но, отказавшись верить наотрез,
Беззубый рот в усмешке злой ощерив,
Шел римский стражник медленно к пещере,
А вслед ему неслось: «Христос воскрес!».

Вёл стражника неясный интерес.
Он замер в кротком сумраке гробницы,
И, дрогнув, поднял с пола плащаницу.
И прошептал: «Воистину, воскрес...».

16.04.2017 г.
Светлая Пасха.

* * *
Летит. Кружится. Падает. Врастает
В сугробы у замёрзшего окна
Январский снег, а серенькая стая
Таскает из кормушки семена
Подсолнечника. Добрая старушка
Их сыпала. До солнечного дня
Теперь протянут птицы. «Где же кружка?», –
Нелепо тянет срифмовать меня,
Но за окном: ни кружки, ни старушки.
От щедрых подношений ни следа.
Ещё слетают бойкие пичужки
К дышащей паром форточке, но там
Царят иные запахи. Врастает
В сугроб не этот снег, но прошлый год.
Поминки отшумели, и пустая
Квартира словно новой жизни ждёт.
А снег идёт. И в этой снежной гущи
Блуждает беспокойная душа.
И кормит птиц, поющих для живущих
На всех без исключенья этажах.

* * *
«Смерти нет», – повторяет в бессонье душа.
«Ночи нет», – заходящее солнце ей вторит.
Как боится душа разучиться дышать,
Так светило страшится, что выгорит вскоре.

«Ночи нет...», – солнце крутит наш маленький шар.
«Смерти нет...», если каждый продолжен в потомке.
Но взрослеет душа, чтоб понять не спеша,
Что сама для себя – лишь потёмки.

Шелестят по архивам шаги и тома,
Заполняются храмы просящими чуда.
Понемногу собрав от души и ума,
Понимаю себя и немного... Иуду.

Он на всё был готов ради звона монет,
Но не много ли нас нынче этим болеет?
А душа всё твердит: «Смерти нет, смерти нет»...
Снова солнце взойдёт, осветив Галилею.
Снова солнце взойдёт, осветив Назарет.
«Ночи нет» – солнце верит трудам Галилея. 

* * *
За плечом у ангела-хранителя –
Белый свет.
Храни его, храни.
Пусть он знает, в мире не одни
Он и я. Тем жизнь и удивительна,
Что не ясно, то ли вечный бой
За меня ведёт броня живая,
То ли я от мрака закрываю
Ангела-хранителя собой.

* * *
Отраженье небес на его доспехе,
Перезвон кольчуги и лязг стремян.
На коне вороном Пересвет проехал,
Будто думал средь войска узреть меня.

Не увидел. Я мокну в сибирской хляби.
Опоздал на сраженье. На семь веков.
Через поле с прищуром глядит Ослябя:
Вот уже расступились ряды врагов,

И на чёрном коне, выйдя против света
И сощурив глаза и подняв копьё,
Половецкий воин на Пересвета
Поглядел, дескать, время пришло твоё.

И пустили в галоп! С юным ветром вровень
Поскакали к началу любых начал.
Пусть копьё Челубея просило крови,
Но у русского – солнце из-за плеча.

Две холодных стены выпускали жала.
Шли одна на другую, а в этот миг
Струйка крови по росной траве бежала.
Чья та кровь – неизвестно. Пойди, пойми...

Гаснет небо над Родиной. Тьма клокочет,
Мол, упавшее солнце нельзя спасти.
Но рассвет-Пересвет мчит навстречу ночи.
Он всё ближе. Кольчуга его блестит. 

* * *
Бессмертие течёт по венам городов,
Пульсирует – «ура!» –  парадная столица.
Несметные полки, глаза солдатских вдов...
Глядят с портретов в май мальчишеские лица.

И вроде от войны мы слишком далеки,
А выцветший портрет –  и тот запаян в пластик.
Но крепнут каждый миг  бессмертные полки.
Шагаем с ними в такт. Мы. Становясь их частью.

* * *
Маршрутки глотают спешащих людей,
Гудит привокзальная площадь.
Я в город вернулся. Я полон идей!
А дождик прохожих полощет.

И мой беззаботный, мой радостный миг
Придавлен плаксивой погодой.
Иду без зонта меж смурными людьми
С извечной нехваткой чего-то.

Над городом «О.» вызревает гроза.
Я слышу: «Паршивое лето!».
Поправив рюкзак, покидаю вокзал
И тучи торопятся следом.

* * *
Я иду расставаться с тобой.
С неба сыплет противная морось.
Кто сказал, что мы сшиты судьбой
И отныне не выживем порознь?

Кто сказал, мол, уступки нужны,
Чтоб самим не распасться на части?..
Как мы были чисты и нежны,
Как хотелось нам общего счастья!

Старый чайник кипел на плите.
Стопки книг, запах кофе и пыли.
Дождь хлестал за окном, снег летел…
Боже мой, как мы счастливы были.

Кто сказал, что мы сшиты судьбой?
Я сказал. Не боюсь повториться.
Вроде, шел расставаться с тобой.
Оказалось – мириться.