— У нас было девять счастливых дней в августе! — начал свою речь профессор Российской академии наук на конференции, посвященной новым проектам исследовательской миссии полетов к Луне и Венере. Он сидел в первом ряду на сцене за длинным столом по соседству с другими академиками и то и дело сверяясь с заранее подготовленными тезисами, уверенно вещал в микрофон.

— Богато! — раздался ехидный голос, — ничего не скажешь, — и в разных уголках битком набитого зала послышались смешки.

Лев Сергеевич вначале смутился, потом его одутловатое лицо с мешками под глазами вспыхнуло, и он крепко сжал кулаки. Академику казалось, что его сложно задеть в семьдесят восемь лет-то, но на деле оказывалось, что можно и еще как. А наглец и не думал униматься.

— Королев, поди, в гробу перевернулся с ваших невероятных успехов!

Наморщив лоб, Лев Сергеевич молчал все больше багровея, нервно бегал подслеповатыми глазами по рядам мягких бурых кресел, окидывал взглядом галерку, но вычислить местоположения нахала никак не мог. Потом решил все же не поддаваться на провокацию, налил в стакан газированной воды и осушив одним махом половину, продолжил выступление.

— Благодаря запуску автоматической станции «Луна-25» с космодрома Восточный, нам удалось получить снимки кратера Зееман, сделанные с лунной орбиты. Вы сейчас как раз можете их наблюдать на экране за моей спиной. Детальное изучение этих фотографий привело к обнаружению участков грунта, обогащенных водородом, что свидетельствует о наличии льда. Слои с замерзшей водой главным образом располагаются на южных склонах кратера. А почему дно Зеемана сухое, а в более молодых участках кратера — есть лед, нам еще предстоит выяснить. Поэтому, на 2027 год запланирован запуск аппарата «Луна-26», а в 2028 году — модуль «Луна-27», который будет оборудован инструментами для высокоточной посадки и уклонения от опасностей. Так что все шансы на благополучный исход последующих лунных миссий у нас определенно есть.

— Ну-ну! — вновь раздался противный голос и Лев Сергеевич понял, что совсем не там искал. Наглец сидел прямо перед ним во втором ряду и мерзко улыбался, пристально глядя академику в глаза. Круглое лицо, раскрашенное конопушками, взъерошенные рыжие волосы и торчащие в разные стороны уши. «Вот так типчик!» — подумал про себя академик. На миг в зале воцарилась гробовая тишина, Лев Сергеевич достал мятый клетчатый платок из кармана и промокнул взмокший лоб, а молодой человек уверенно продолжил:

— Нас не то, что американцы обскакали, уже даже индусы! Хватит тратить бюджетные деньги! Ведь вы пробазарили миллиарды средств и на что? На запуск в космос актрисы и режиссера? Нам что больше делать нечего? Тома Круза мы обогнали? Вот уж поистине достижение века! Может ради этого погибли в свое время Гагарин, Комаров, Пацаев, Добровольский, Волков — да, перечислять можно до бесконечности! — он встал и злобно бросив:

— За Родину обидно! — смачно плюнул и бесцеремонно растолкав весь ряд, вышел вон из зала.

Настроение у Льва Сергеевича Давыденко было испорчено окончательно. Он не помнил, как закончил свою речь, как аудитория взорвалась бурными аплодисментами, как к нему подходили другие академики и жали руку. Сославшись на плохое самочувствие, он спешно покинул зал, поднялся в свой номер на втором этаже гостиницы и не раздеваясь завалился на кровать. Вечерний банкет Давыденко обещал непременно посетить, но желания такого на самом деле не испытывал. Вытянув, заправленное по периметру кровати тонкое бежевое одеяло и укутав себя по самый нос, он начал искать пульт от телевизора и обнаружив его на письменном столе у окна, чертыхнулся. Тяжело вздохнув, он размотал одеяло и сев понуро на кровати, стащил пиджак, развязал серебристый галстук в мелкую звездочку — подарок внучки на день космонавтики, и нехотя подняв свое уставшее тело, поплелся за пультом. За окном уже опустились сумерки, а он, включив телевизор, бездумно щелкал каналы, совершенно не вникая в то, что происходит на экране. Тяжкие мысли не отпускали Льва Сергеевича, он чувствовал себя задетым за живое. Молодежь им не верит! Академикам, авторитетам — не верит! В будущее нашей космической отрасли тоже не верит. Вот за буржуйским Маском они следят, а за нашими космонавтами — нет. Как же так?

Не найдя ответа на столь глобальный вопрос, он поднялся с кровати и подойдя к столу, открыл дверцу мини бара, но тот оказался совершенно пуст — ни единой стеклянной бутылочки.

— Да что ж за день такой сегодня! — всплеснул руками Давыденко и подняв с пола брошенный пиджак, вновь накинул его на плечи и решил спуститься в бар на первом этаже. Без стаканчика чего-нибудь покрепче, заснуть сегодня явно не получится, а на банкет он решил категорически не ходить.

По возможности Лев Сергеевич старался лифтом не пользоваться и несмотря на весьма одутловатый вид, все ж таки пытался следить за собой, хоть это и получалось у него из рук вон плохо. Ступив в уютный полумрак бара, где играла ненавязчивая, лиричная музыка, он занял столик в самом углу, подальше от входа и поближе к огромному горшку с разлапистой пальмой, за который при случае неожиданного налета знакомых академиков, он мог спокойно спрятаться. Давыденко обернулся и протянул руку за соседний стол, чтобы взять меню в кожаной коричневой папке и вдруг замер. Аккурат через стол от него сидел тот самый нахал в темно синем пиджаке с капюшоном и белых кедах. Глаза их на секунду встретились, и хам расплылся в ехидной улыбке.

— О, какие люди и без охраны! — воскликнул молодой человек, — никак поужинать решили на казенные денежки?

Лев Сергеевич тяжело вздохнул и отвернулся набычив спину. Непреодолимое желание подняться и скорее уйти все больше утверждалось в его голове, но не успел он даже подняться со стула, как молодой человек уже стоял перед ним.

— Вы не возражаете если я присяду? Мне кажется, мы не договорили. Как вас по батюшке?

— Лев Сергеевич, — обреченно бросил академик.

— А я Виталий Обойдихин, студент последнего курса Омского государственного университета.

— Обойди, как, простите? Обойдихин? — переспросил академик, поперхнувшись.

— Да. А что тут такого?

— Нет, ничего, вам бы углы обходить, а вы напролом прете.

— Есть такое, — усмехнулся Виталий, — в нашей жизни по-другому нельзя — затопчут. Ну, сидел бы я тихонько в зале, вспомнили бы вы меня потом? Сомневаюсь. А так по глазам вижу, что сразу узнали.

— Ну, так и чем же вы недовольны, господин Обойдихин? И что вам лично от меня нужно?

— Чтоб вы мне сказали, профессор, до каких пор нам будут утирать нос все кому не лень? Ведь из космической мировой державы мы превратились в непойми что.

Лев Сергеевич в очередной раз тяжело вздохнул — и этот вечер не сулил ничего приятного. Но что-то необъяснимое подкупало его в этом молодом человеке, и он все ж таки решил вступить с ним в спор:

— Виталий, что вы об этом знаете? Вы хотя бы в курсе, как и при каких обстоятельствах вся эта космическая и лунная гонка вообще начинались? Не зная истоков, вы не можете здраво оценивать результаты работы нашей отрасли в настоящий момент. Ничего нового не происходит, этот шлейф тянется еще с далеких шестидесятых.

— Кое-что доводилось читать.

— «Кое-что», — передразнил его академик, — а вот я некоторых людей знал лично, а кого не знал, так работал с их последователями и могу сказать вам откровенно, мы изначально были в абсолютно неравных условиях. И я вам это сейчас докажу.

— Валяйте, — бросил нагло Виталий, — у меня все равно самолет только утром, так что времени вагон и маленькая тележка. Кстати, вы, надеюсь, пьющий?

Лев Сергеевич кивнул. От стресса, в котором он находился последние несколько часов, в горле пересохло словно в пустыне.

— Ну вот и отлично, а то я чувствую нам эту космическую гонку с лунной в придачу, без жидкостного топлива не вытянуть. Эй, официант, коньячку нам с профессором, армянского, пять звезд и пошустрее.

Лев Сергеевич удовлетворенно сглотнул и продолжил:

 — В СССР все, что касалось любых космических проектов, подлежало строжайшей конфиденциальности, а проще говоря — засекречено было абсолютно все, чтоб не дай бог вражеские разведчики не пронюхали. Наше общество узнавало о событиях, как об уже совершившемся факте. В то время, как в США лунную программу объявили общенациональным достоянием, и каждый американец считал своим долгом внести вклад в успешное осуществление полета и высадку на Луну. Все средства массовой информации трубили о важности этого события, сам Кеннеди в своем обращении к Конгрессу, да и ко всему американскому народу объявил, что настало время для великой Америки и американской науки занять ведущую роль в космических достижениях…

— Ага, — перебил Виталий, — конечно он заявил всему обществу, после того как мы их по носу щелкнули! Кеннеди же надо было как-то оправдываться перед людьми, что столько денег из бюджета потратили и все впустую: СССР нас обскакали и Гагарин всему миру из космоса рукой помахал. Оставалась только Луна — все логично. Тут прошляпили, так хоть там.

Лев Сергеевич устало закатил глаза, спорить с Обойдихиным было тяжело, но он чувствовал, что отступать нельзя. Что-то неуловимое все же подкупало его в этом ощетинившемся словно дикобраз, молодом человеке. Может он и сам когда-то был таким, кто знает.

— А где наш заказ? — недовольно встрепенулся Виталий, — эй, официант! Ты про нас забыл, что ли?

— Да, поймите, Виталий, их специалисты по опыту были несопоставимы с нашими. Взять хотя бы того же Вернера фон Брауна, который возглавлял коллектив немецких специалистов, вывезенных из Германии в 1945 году. Ведь перед ним еще Гитлер в 1941 поставил задачу создать баллистическую ракету «Фау-2» для массового уничтожения англичан. И вот он прибывает в Штаты и под его руководством начинают работать военнопленные, через несколько лет там уже трудятся и сами американцы, а кто-то впоследствии приезжает из Западной Германии на добровольных началах и работает по контракту. Вы представляете какой арсенал специалистов был у американцев, когда они только приступали к лунной программе, не говоря уже о космических наработках? Они ведь не с нуля начали, Германия на тот момент захватила пол Европы, вы отдаете себе отчет какими знаниями, чертежами, проектами обладали немцы еще на этапе подготовки к войне? И это все вдруг попадает в Америку и совмещается с последними достижениями их электроники и техники — вот вам и результат! Я абсолютно уверен, что успех американцев в лунной программе состоялся исключительно благодаря немцам и их разработкам под руководством фон Брауна.

— Да, впечатляюще, — присвистнул Виталий, — не поспоришь.

— А теперь оцените наш потенциал! Один Сергей Королев, буквально на голом энтузиазме, да еще Великая отечественная война, в которой мы потеряли более двадцати миллионов человек! И на оборону страны была брошена вся промышленность и все разработки. СССР понесли огромнейший материальный ущерб, но при этом сумели преодолеть экономический кризис и за каких-то два десятилетия совершить прорыв в космос! И все это во время холодной войны и изоляции, в дополнение к военным потерям.

— Изоляции!? — хохотнул ехидно Виталий, — вы это серьезно? по-моему, сейчас у нас еще хуже, чем в годы холодной войны, а уж какими санкциями нас обложили — СССР и не снилось. Однако, мы сейчас не можем совершить никакой прорыв, хоть за это время технологии шагнули далеко вперед. По идее, и база у нас есть, и средства, и наработки, а по факту, все там и осталось, в далеких шестидесятых.

— Ну, вот опять, — всплеснул руками Лев Сергеевич, — почему вы все время меня перебиваете? Дайте мне закончить хоть одну мысль, хотя бы из уважения к моему преклонному возрасту.

Из-за спины Виталия появился долговязый официант, выставив на стол два бокала с коньяком и маленькую тарелку с тонко нарезанными ломтиками лимона, он собрался удалиться, как Лев Сергеевич вдруг обратился к нему.

— Молодой человек, вот вы знаете кто такой Сергей Королев?

Официант застыл с подносом в руках, долго переминался с ноги на ногу, краснея от пытливого взгляда академика, а потом выпалил:

— Муж Наташи Королевой? Стриптизёр?

Лев Сергеевич закрыл глаза рукой и тяжело вздохнул.

— И вы мне еще что-то будете говорить, Виталий? Полюбуйтесь-ка на современную молодежь! Лучше уйдите, молодой человек, с глаз моих.

— Да, молодежь у нас вправду хромает, — согласился Обойдихин, — потерян интерес к космосу. Вот где мы свернули не туда? Почему из великой космической державы мы превратились в общество, где люди даже не знают, кто сейчас находится на МКС?

— А вам не кажется, что вопрос в легких деньгах? А космонавт — это все-таки профессия опасная, требующая долгих лет подготовки, нагрузок, не говоря уже о том, что они ежеминутно рискуют жизнью! Это раньше все хотели быть героями, а сейчас — нет. Дайте мне денег побольше, и я лучше дома тихонечко посижу и помолчу. Зачем мне эти подвиги? Да еще на благо Родине.

— Вот, — встрепенулся Обойдихин, — именно! Раньше это были герои, до которых дотянуться могли единицы. А сейчас что? Их просто столкнули с пьедестала! За пару месяцев натаскали актрису с режиссером и отправили, тем самым показав, что так, вообще, любой сможет — было бы желание, ну и связи, конечно! Куда уж без них в наше-то время?

— А вот тут я с вами опять не соглашусь! — отхлебнул из бокала академик, коньяк приятным теплом разливался по горлу, — выросло вот такое вот поколение пофигистов, ну как официант, который нас обслуживает, они истоков не знают и как, по-вашему, до них достучаться? Книг они не читают или может, вы думаете, что он сегодня придет домой и начнет искать в интернете кто такой Сергей Королев, или даже включит фильм «Укрощение огня» 1972 года выпуска про зарождение космонавтики в СССР? Дудки! Мы вынуждены с ними говорить на одном языке, иначе не услышат! Но, я верю, что не все потеряно, просто времена меняются и на смену старым способам приходят новые, может они более затратные, не знаю, но, если благодаря этому фильму хоть сто человек станут следить за развитием нашей космической отрасли — уже спасибо! А лично от себя могу добавить, моей внучке кино понравилось, она вот теперь ждет книжку с заметками о полете этой актрисы.

— Бог с ней, — махнул рукой Обойдихин, — давайте лучше за Королева поднимем тост! Все-таки триумфальные победы СССР в космической отрасли — это, ведь, в основном, его заслуга. Умер Сергей Павлович, а у нас все через одно место пошло, и америкосы на Луну высадились…

— За Королева!

Они опрокинули бокалы и, закусив долькой лимона, долго молчали, погрузившись каждый в свои мысли.

— А не заказать ли нам еще по одной? — оживился вновь Виталий, — я угощаю, профессор! Уж больно интересный разговор у нас тут заворачивается.

— Ну, что ж, — помялся Лев Сергеевич, — я не против. А может и перекусить возьмем? А то я весь день на нервах, так и захмелеть недолго.

— Прям с языка сняли, — улыбнулся Обойдихин, — да, и вы уж простите меня за выпад на конференции. Просто наболело, не сдержался.

— Да я понимаю, — присвистнул академик, — думаете вы один такой? Нет, много кто недоволен нашими скромными успехами, просто не все находят в себе силы высказать это вслух. Но мы не сдаемся! Былое грядет, помяните мое слово! Еще выстрелим с новой орбитальной станцией и с космодромом Восточный!

Виталий сомнительно ухмыльнулся.

— Эй, официант, повтори-ка нам коньячок и два стейка с картошкой, well done.

Бледный молодой человек кивнул и тут же скрылся с подносом на кухне.

 — Однако, профессор, вы отклонились от истоков и перепрыгнули с шестидесятых годов в наше время и уже даже замахнулись на будущее. Не вернуться ли нам обратно?

— С превеликим удовольствием, — повеселел и немного расслабился академик. — Так на чем я остановился?

— На немцах, которые все свои технологии притащили в США после Великой отечественной.

— Точно! В общем, к 1956 году у этого Вернера фон Брауна уже работало больше двух тысяч специалистов, которые занимались разработками ракет дальнего действия. Но, даже при таком неравном раскладе, Советский Союз безусловно был лидером во всех космических начинаниях с 1957 по 1967 годы. И свидетельствуют об этом: создание первой в мире межконтинентальной баллистической ракеты, запуски первых искусственных спутников Земли, доставка на Луну вымпела с изображением герба Советского Союза, фотографирование оборотной стороны Луны, полет Гагарина, первый полет женщины — Валентины Терешковой, выход в открытый космос Алексея Леонова, мягкая посадка автоматической станции на Луну и передача на Землю панорамы лунной поверхности, первое проникновение в атмосферу Венеры, первая в мире автоматическая стыковка космических аппаратов.

 — Так что же такого случилось в 1967 году, что вся эта череда триумфов пошла прахом?

— Во-первых, не в 67, а в 66 — неожиданно умирает Сергей Павлович, которому всего-то было 59 лет — это, конечно, подкосило всю отрасль, но разогретая машина еще крутилась какое-то время и после смерти главного конструктора страны. А потом, механизм дал сбой и как следствие мы получили трагическую гибель Комарова в апреле 1967. После этого полетов не было целых полтора года, чем не преминули тут же воспользоваться американцы. А в 1971, после гибели Волкова, Добровольского и Пацаева опять полетов не было, причем больше двух лет.

— Профессор, тем самым вы только подтверждаете высказанное мною ранее, что все наши триумфы в космической сфере — это заслуга исключительно Королева.

— Я ни в коем случае не умоляю его вклада — он огромен и, несомненно, таких людей больше не было и нет, но тем не менее после Сергея Павловича, главным конструктором стал Василий Павлович Мишин, которого выдвинул на эту должность коллектив Центрального конструкторского бюро машиностроения. Я лично его знал, и именно он начал воплощать в жизнь проект Королева по космическим кораблям «Союз». Первая долговременная орбитальная станция начала функционировать при Мишине. Поэтому кадры хорошие были, чтоб достойно продолжать дело Сергея Павловича.

— Но, именно с приходом Василия Павловича на космическую отрасль посыпались катастрофы, потому что он под нажимом руководства, принимал решения о запуске космических кораблей с существенными недоработками, а при Королеве такого не было! А неудачные стыковки и провал лунной программы? Про гибель Добровольского, Волкова и Пацаева из-за разгерметизации капсулы при посадке, вообще молчу.

— Дорогой мой, но скафандры отменил не Мишин, а как раз Королев, еще в 1964 году, чтобы в двухместный «Восход» влезали не два космонавта, а три и все опять же из-за пресловутой гонки с США — те-то запустили троих одновременно. Чем мы хуже? Хрущев надавил на Королева и вуаля!

— И вуаля, — поддакнул Виталий, — погибли три прекрасных космонавта. А если б они были в скафандрах, возможно, им удалось бы спастись.

— Возможно, но что случилось — то случилось и назад не отмотать, — протянул академик. — Путь космонавта вообще тернист и опасен — они знали на что шли.

— И в довершении ко всему у Мишина были постоянные терки со всеми. Вот вам и достоинства нового Главного конструктора, поэтому его и заместил Валентин Глушко.

Лев Сергеевич поднял удивленные глаза на Виталия.

— Что, не ожидали? Я предупреждал, что тоже кое-что читал на эту тему.

— Не ожидал, — кивнул головой академик, — но, там все были хороши, уж поверьте мне. Глушко — прекрасный специалист, но у себя на уме и далеко не так прост в общении. С гениальными людьми, вообще, трудно находить общий язык. С приходом Мишина и вправду было много недопониманий и проблем, а особенно он не сошелся с Николаем Петровичем Каманиным, руководителем подготовки первых советских космонавтов, уж очень тот не жаловал кандидатов из гражданских, и, вообще, если у кого-то в биографии не дай бог всплывали сомнительные моменты, типа родственников заграницей или в великую отечественную кто-то был в оккупации — сразу нет, ну а если претендента еще и угораздило несколько раз жениться — пиши пропало, Каманин такую аморальную кандидатуру в жизни не одобрит! А Мишин — наоборот отдавал предпочтение гражданским.

— М-да, я и подумать не мог, что все было настолько сложно!

— Не то слово! — воскликнул Лев Сергеевич. — Вот вы представьте себе ситуацию: был такой майор Белоусов. Хороший специалист, больше шести лет проработал на Байконуре, к здоровью не придерешься, настойчиво хочет попасть в отряд космонавтов. И Королев выступает за его кандидатуру, и даже Мстислав Келдыш — одна из ключевых фигур, стоявших за советской космической программой, которого в 1961 году избирают президентом Академии наук — за него ходатайствует. И вот Каманин раскапывает, что у этого Белоусова тесть во время войны служил переводчиком у немцев и был осужден за пособничество врагу. И даже то, что на момент окончания войны Белоусову было всего пятнадцать лет и он своей будущей жены в глаза не видел, впрочем, как и этого тестя-пособника, оказывается вполне достаточным, чтобы спустя двадцать лет после окончания войны, перекрыть человеку все возможности полететь в космос. И этот Белоусов так в отряд и не попал.

— С ума сойти, — процедил Обойдихин.

 — Да и Королев с Глушко в один «прекрасный» момент тоже разругались в пух и прах, причем еще до полета Гагарина.

— Интересно, — протянул Виталий, — расскажите, вот об этом я не слышал.

— Дрязги начались из-за топлива: Глушко был категорически против использования жидкого водорода, это он потом осознает свою ошибку, но в то время, он жестко стоял на своем и в противовес ему были Королев и Мишин. Глушко даже создал филиал на берегу Финского залива для испытаний фтористых двигателей, и Мишин давил на то, что этот Глушко весь Ленинград своим фтором отравит, — он-то возмущался еще больше, чем Сергей Павлович. А теперь представьте, что в Штатах один светила — Фон Браун, который своевременно и по достоинству оценил пророческие идеи Циолковского и активно предлагал водород в качестве топлива. К нему в НАСА, конечно же, сразу прислушались и одобрили, а авиационная промышленность США в кратчайшие сроки такой двигатель создала, пока наши спорили и не могли прийти к единому мнению, теряя драгоценное время. И, к сожалению, вышло так, что ни желаний Королева, ни постановлений ЦК оказалось недостаточно, чтобы кислородно-водородные жидкостные ракетные двигатели успели занять свое место на лунной ракете. Королев ради дела мог пойти на уступки, он старался избегать конфликтов и убеждал даже самые высокие правительственные чины, в то время как Глушко демонстративно подчинялся исключительно Генеральному секретарю и был человеком весьма придирчивым и сложным. А потом трения уже пошли на фоне привлечения Королевым к разработке ЖРД главных конструкторов авиационных турбореактивных двигателей и это впоследствии одобрил Хрущев, и Глушко совсем разобиделся, так как выступал категорически против этого. Вот так и получился полнейший раскол в лагере главных конструкторов страны.

— Ну, и финансирование тут, наверное, играло тоже не последнюю роль?

 — Конечно! Американцы не жалели денег на наземное тестирование и проводили его в огромных масштабах: создавали многочисленные стенды для огневой отработки всех ступеней летных ракет, поэтому, фактически, их одноразовые двигатели оказывались многоразовыми. А наши экономили на всем, за что и поплатились. И в результате американцы оказались на Луне.

— Да, ну или сфальсифицировали, что оказались. Такое ведь запросто могло быть?

— Много всяких баек ходит на эту тему, не спорю. Но, ведь не только американский спутники фиксировали их высадку, но и японский, китайский и два индийских зонда. А анализ реголита? Неужели они все были в сговоре? Ведь его-то не подделаешь, а американцы его потом кому только не дарили. И, кстати, до сих пор можно отправить заявку и при наличии необходимого оборудования, вам выделят немножко для исследований.

— Знаете, некоторые доводы были весьма убедительны, что все это постановочный спектакль.

— Ну, например!

— Как мы все знаем сие событие произошло 20 июля 1969 года. Миссия «Аполлон-11», состоящая из командира Нила Армстронга, пилотов Эдвина Олдрина и Майкла Коллинза совершили полет на Луну, при этом Нил и Эдвин высадились на поверхность в спускаемом аппарате, а Майкл ждал их на окололунной орбите. Что они там сделали?

— Фото и видео, взяли образцы грунта, а еще установили американский флаг.

— Именно! — воскликнул Виталий, — флаг! И на фото он почему-то развивается, хотя на Луне атмосфера отсутствует, а если нет воздуха, то нет и ветра. При этом Нил поправляет флаг, делает несколько шагов назад, но он продолжает колыхаться. Фантастика — Лев Сергеевич, вам так не кажется?

— Вы не думаете, что это движение могло быть вызвано не ветром, а затухающими колебаниями от установки самого флага? Ведь колебания ткани дольше затухают в вакууме. Или, например, от спускаемого модуля исходили потоки или газы, они тоже могли повлиять на ткань.

— Ну, допустим, едем дальше. Прыжки.

— А с ними-то что не так?

— В виду того, что на Луне по сравнению с Землей притяжение слишком маленькое, прыжки астронавтов могли бы быть и повыше. А если взять в расчет, что там гравитация ниже в шесть раз, чем на Земле, то они слишком уж быстро скачут.

— А вы вес скафандра учитываете? Ведь он в несколько раз больше человеческого веса, и на Земле в нем прыгать было бы совершенно невозможно — так каким образом вы пытаетесь сравнить абсолютно несравнимые вещи?

— Хорошо! — усмехнулся Виталий, — ну, а что вы тогда скажете на счет такой вот заметки? — не сдавался Обойдихин.

— Давайте, уже даже самому интересно, что там еще напридумывали.

 — В ночь с 11 на 12 апреля 1970 года, советские рыбаки выловили аппарат «Аполлон-13» в Бискайском заливе. И, поговаривают, что на деле капсула оказалась пустым цинковым ведром, и якобы термозащита на ней полностью отсутствовала, да и вес не превышал одну тонну.

— М-да, — протянул академик, — вообще-то, ВМС США ловили эту капсулу на Азорских островах, — Лев Сергеевич, замолчал, почесывая затылок, — могу сказать только одно — в реальность полета американцев верили и Алексей Леонов, и Георгий Гречко, а они весьма опытные космонавты. При этом Гречко допускал, что какие-то снимки могли быть досняты потом или постановочно, просто по причине того, что полученные на Луне фото оказались не слишком эффектные, а хотелось усилить значимость момента! У нас ведь тоже аппаратура перехватывающая, в Крыму была. Наши там прекрасно ловили информацию с «Апполонов», включая те самые трансляции с Луны, так что не думаю, что это была фальсификация.

— Ох, уж этот космический заговор, уже столько лет будоражит умы!

— При этом американцы-то не сомневались в полете Гагарина, хотя мы не предоставляли мировой общественности никакие документальные доказательства этого запуска. На борту корабля «Восток» фотоаппарата не было, а все, что связано с ракетой вообще засекретили так, что комар носа не подточит — они тоже могли нам не верить.

— Так у них, поди тоже перехватывающая аппаратура стояла!

— А-то!

— Тем более, что вдруг неожиданно выяснилось, что Гагарин приземлился на землю не в капсуле корабля «Восток», а на парашюте, и если бы тогда об этом узнали — полет, попросту, не засчитали бы.

— А что это как-то уменьшает значимость его подвига? И сколько там нештатных ситуаций было с этим запуском, вам даже не снилось!

— Например.

— В день перед вывозом ракеты-носителя, взвесили Гагарина в скафандре и с креслом и обнаружили, что перевес 14 кг. Всю ночь ломали головы, как облегчить космический корабль, в итоге, обрезали некоторые кабели, что впоследствии привело к ряду очередных нештатных ситуаций. Слушайте дальше, при посадке Гагарина в корабль и закрытии посадочного люка, один из трех контактов «Люк закрыт» не замкнулся — в итоге, люк снимали и перевешивали. И таких моментов было очень много, просто мы о них начинаем узнавать лишь сейчас. А психологический момент вы в расчет не берете? Ведь, когда капсула при спуске вошла в атмосферу, загорелась обшивка корабля, кабина начала потрескивать, а по стеклам иллюминатора потекли струйки жидкого металла — температура-то в такой момент доходит до трех тысяч градусов по цельсию, и Гагарин-то все эти языки пламени видел своими собственными глазами, вы думаете, он не испугался? Это сейчас космонавты знают, что такая ситуация — штатная, а он был первым!

— Его ж к этому готовили. Гагарин знал на что шел, по вашим же словам, профессор.

— К чему бы тебя не готовили, жить-то все равно хочется! Ну, он и сказал: «Я горю! Прощайте!» Не важно, как Юрий Алексеевич приземлился — этот подвиг его по праву! Вы сейчас предложите такое космонавтам, думаете многие из них согласятся? Не уверен! Представьте себе, что на высоте семи километров от земли вам надо активировать катапульту, а если она не сработает? Молчите? То-то и оно!

— Гагарин — герой! Я разве спорю? А почему тогда с лунной программой у американцев дальше дело не пошло, раз они так лихо начали? «Сатурн-Аполлон» оказалась прервана, а ее технологии попросту утеряны и не могут использоваться сейчас? Разве это не странно?

— А вы представляете себе, что происходило в Штатах в 1970 году? Затянувшаяся война во Вьетнаме, молодежь бунтовала против продолжения военных действий, Никсон буквально стоял на пороге импичмента, да еще мощнейший экономический кризис в придачу, когда доллар был дважды девальвирован. Не думаю, что при таком положении в стране им было до финансирования Лунных программ. И, кстати, похожая ситуация настигла и нас в конце 1980-х годов, что привело к закрытию программы «Энергия-Буран», технологии которой по большей части тоже оказались утеряны. Поэтому, все это закономерные этапы истории.

Лев Сергеевич немного помолчал, будто собираясь с мыслями, а потом продолжил:

— В 90-е нам, конечно, было не до космоса, тут самим бы как-нибудь протянуть и понять, как жить дальше. Горбачев сократил расходы до минимума и в технологиях мы существенно отстали. Хотя, именно в 90–91 годах на советскую орбитальную станцию «Мир» прилетели первые коммерческие космонавты: японец Тоехиро Акияма и англичанка Хелен Шарман. В 2000-х тоже финансирование не улучшилось, и картина существенно не поменялась, а затопление станции «Мир» и вовсе оказалось тяжелой утратой для отечественной космонавтики. Хотя, в 2001 уже на МКС прибыл первый турист — американец Денис Тито, так что мы еще и оказались первой в мире страной, которая начала осуществлять космический туризм. В общем, как-то перебивались — такого, чтоб совсем забросили космическую отрасль — не было, чтобы не творилось в стране, все равно продолжали работать, но для прорывов время было явно неподходящее и мы все больше и больше становились заложниками чужого финансирования и чужих технологий — теряли свою независимость и индивидуальность. А потом появился «Роскосмос», и ситуация стала постепенно меняться.

— Вот и наше мяско, — довольно потирая руки воскликнул Виталий, когда перед ним опустилась большая тарелка с дымящимся стейком, — ох, и аппетит разожгла во мне эта космическая гонка! Угощайтесь, профессор!

Лев Сергеевич с удовольствием накинулся на еду, напряжение этого трудного дня отступало, а оживленная беседа так затянула академика, что он и думать забыл о неприятном инциденте в конференцзале. Ему уже определенно нравился этот Виталий Обойдихин.

Какое-то время они ели молча и вот когда на тарелках остались лишь одинокие веточки розмарина, да чесночная кожура, Виталий вытащил зубочистку и обернулся к Давыденко:

— Лев Сергеевич, а что вы там про новую орбитальную станцию говорили?

— Ой, Виталик, это наш шанс вновь утереть нос американцам! Смотри, сейчас только три страны — Россия, США и Япония запускают корабли к МКС, и то, Япония за пилотируемые миссии не отвечает. Сама станция порядком устарела, ей уж 25 лет, долго она не протянет — ее ремонтировать окажется дороже, чем новую вывести на орбиту.

— Да, но это все-таки совместный проект, в котором участвуют четырнадцать стран, соответственно и технологии, и расходы делятся на всех, а не на одного.

— Бесспорно, но не забывай про те самые пресловутые санкции, которыми нас обложили со всех сторон. Надо отделяться — мы вполне можем себе это позволить. Если у нас будет своя независимая станция, да еще на полярной орбите — это же прорыв! Ты только вдумайся, сейчас с орбиты видно лишь 20 процентов территории нашей страны, так вот с РОСС (Российской орбитальной служебной станции) мы сможем наблюдать за всей территорией России, включая полярные регионы и арктические зоны.

— А как же уровень радиации?

— Уровень радиации в приполярных областях будет значительно выше лучевой нагрузки на МКС. Но и это решаемая проблема, просто станция будет работать в беспилотном режиме, а экипажи — вахтовым методом. Потом, нам просто необходимо отказаться от Байконура — отношения с Казахстаном сильно охладели, поэтому космодром Восточный — наше спасение. Универсальную пусковую площадку для всех модификаций тяжелой «Ангары», с которой и будут запускать модули для новой станции, там начали строить еще в сентябре 2018 года, более того, у космодрома «Восточный» есть поля падения для запусков на орбиты с наклонением 98 градусов — как раз орбиту РОССа.

— Звучит неплохо, — присвистнул Обойдихин, ковыряя застрявшую жилку в зубах.

— Так и я о том же! Мы семимильными шагами движемся к полной независимости! Что же тут плохого? Да, обмен технологиями, информацией, распределение расходов — это все очень здорово, но только пока не случится какая-нибудь патовая ситуация и нас не прижмут к стенке, вот как сейчас. Поэтому твои нападки на космическую отрасль не совсем обоснованы, Виталик, мы развиваемся и еще как!

— А что из себя будет представлять эта новая станция?

— Развертывание РОСС планируется осуществить в два этапа. На первом, с 2025 по 2030 год, — вывод четырех модулей: НЭМ, модифицированный узловой «Причал», базовый и шлюзовой. На втором этапе, с 2030 по 2035 год, к РОСС планируется добавить несколько целевых модулей, включая выносной стапель, при помощи которого, можно будет парковать разного рода автоматические аппараты, ремонтировать их, заправлять и потом отправлять дальше — в космическое пространство.

— И даже на Луну?

— Конечно! Вообще, полярная орбита напоминает лунную, и это позволит нам более тщательно подготовиться к продолжительным миссиям не только на естественный спутник Земли, но и на Марс. Таким образом, новая станция будет играть роль пересадочного узла для нашей лунной экспедиции. Уж если в 1961 году, несмотря на «железный занавес» и изоляцию, нам удалось первыми в мире успешно запустить человека в космос, а затем и построить первую в мире космическую станцию, то что может помешать нам сейчас в освоении Луны, Марса, и даже Вселенной?

— Тогда, за новую орбитальную станцию! — воскликнул Обойдихин. И правда, былое грядет, это вы точно подметили!

— За нее, родимую! — улыбнулся Лев Сергеевич, — а кстати, Виталик, ты куда собираешься идти работать после института?

— Точно не знаю еще, думаю. Впереди диплом.

— Вот тебе моя визитка. Нам такие ребята как раз и нужны. Пробивные, дерзкие, умеющие отстаивать свои идеи. Подумай! В космонавты-то до 35 лет принимают! Может еще полетишь на РОСС или будешь продвигать космические идеи в массы, а может и подвиг какой совершишь, чем черт не шутит? — подмигнул Лев Сергеевич.

Виталий засмущался и бережно спрятал карточку в нагрудный карман.