Степь

Недоступна чужому народу
Степь, где с Богом в веках мы вдвоём.
Е.Кузьмина-Караваева

Мне степь напоминает корку хлеба:
Не белого, но черного. Она
Волной полынной устремилась в небо,
На горизонте мрачных туч полна.

Там солнце, побледневшее от зноя,
Иссушит камыши и ковыли,
И развернёт, как свиток, предо мною
Стовековую летопись земли.

Там с Богом говорить намного проще:
Простор — и свет, и никаких преград!
И дух мой усмиряется, не ропщет,
Готов узреть вдали небесный град.


Земля

Земля прожорлива, как зверь.
Копнёшь — и тут же чуешь бездну.
Ты в небо открываешь дверь,
Уходишь — в землю… Бесполезно
О прошлом горько сожалеть,
Где всё — не так, как нам мечталось…
Судьбы безжалостная плеть
Стегнёт — и тянет вниз усталость
К земле, что ночью холодна,
А днём — тепла: родные недра!
А над землёю пелена
Тумана: мир окутал щедро.
А над землёю солнца луч
Твою щеку слегка щекочет,
И дух земли, что так могуч,
С твоей душою слиться хочет.


Небо

Небо — оно бессонно, часто меняет краски.
Небо — для тучек лоно, ждущих тепла и ласки.
Ласково солнце утром, в полдень оно свирепо,
Вечером — словно пудрой нежной покрыто небо.
Только что было синим, розовым, сочным алым,
Землю окатит ливнем и прогремит — металлом.
В сумерках с вихрем ветра небо откроет глуби,
В полночь — в потоках света скорость звёзду погубит.
Тучи над морем снова виснут, потом линяют,
Неба шатёр в обновах: радость распространяют
Солнца лучи… Ну, здравствуй, утро очередное!
Небо, светись и властвуй! Облачное, родное…


Баллада о казачьей атаке

«Перед нами встали какие-то казаки.
Это черти, а не солдаты,
а кони у них стальные.
Живым нам отсюда не выбраться».
Из письма итальянского офицера, 1942 г.
«История земли Кущевской» г. Кропоткин, 2009.

Война. Россия. Год сорок второй.
Кубанская земля для итальянцев
Родной не стала. Море − за горой.
Пришельцам не до песен, не до танцев.
Их встретили не черти — казаки.
У них стальные кони, шапки, бурки,
Но шашки — наголо! Лишь взмах руки —
И головы летят… Подвижны, юрки,
Готовы наступать — и тут же смять
Ряды пришельцев. Смелые атаки
Внушают страх. Врагам не устоять.
Кто кулаками машет после драки?

− Отсюда нам не выбраться живым,−
С тоской в Тоскану итальянец пишет.
Коль на земле мы Бога прогневим —
На небесах нас Бог уже не слышит.

…Все так. Завоевателей следы
В потустороннем веке затерялись.
А новый век с нашествием орды
Усилил гнев Господний… Простирались
Пред Божьим оком в дымке рубежи,
И линии судьбы, и очертанья
Грядущих бед, и васильки во ржи —
И прочные основы мирозданья!

Ты спрашивал: зачем была война?
Наверное, затем, чтоб нам сплотиться,
И долго в реках памяти светиться,
И в час беды воспрянуть ото сна.


Медаль «За отвагу»

Моему отцу-фронтовику,
Дмитрию Андреевичу Толстому

Гимнастёрки новые, пилотки:
Новобранцы, добровольцы — в бой!
Командир ваш, не жалея глотки,
Скажет: «Если струсишь — хрен с тобой!»
А с тобою — карточка невесты,
Школьницей подаренный кисет…
Мать из дома шлёт худые вести:
Немцы на Кубани… Застят свет.
И с гранатой ты идёшь в атаку,
Собственную юность не щадя,
Ты внимаешь огненному знаку
С россыпью шрапнельного дождя.
На волне внезапного порыва
К неприступной высоте бежишь,
Целишься в кого-то торопливо,
И … на волоске повисла жизнь.
Жизнь твоя — от мирного порога
До смертельной этой тишины —
Голубем вспорхнёт по воле Бога
В купол госпитальной белизны.
И заставит сердце встрепенуться,
А глаза с усильем распахнуть…
Медленно, со стоном, разогнуться,
Для медали расправляя грудь.


Поле боя

Медсестра, поле жизни твоё
Полем боя предстало былинным:
Багровело от крови жнивьё,
Ветер шёл по надгробиям минным,
Дым чадил из окопов сырых…
Ты продрогла — и еле дышала,
Но разорванный в клочья блицкриг
Впился пулей — в плечо твоё — шалой.
Это выстрелил снайпер с холма:
Всё следил, как бойца ты тащила
И едва не сходила с ума
От ревущего грохота с тыла.
Мысли: «выжить», «спастись и спасти»
Возгорались , как пламя в лампаде
Несмотря на преграды в пути —
В том девичьем, растерянном взгляде!
Сколько с горечью жарких молитв
Бывшей школьнице вспомнить придётся!
— Всё проходит…. Уже не болит…
Только в памяти всё остаётся.


***
Кто гордится своей родословной, тот путает даты.
Степью выжженной тянется жизнь, раскрывая глубины,
Поднимая наверх тени предков, сетями — утраты,
Сотрясая под вспышками молний дубы-исполины.

Есаулы, хорунжие, сотники — хлопцы с конями.
Эти гены бесстрашия, эти бои и походы!..
Казаков из кубанской земли вырывали с корнями,
Но осталась живой и певучей душа у народа.

Эти звонкие песни, меня по ночам убаюкав,
Затихая вдали, языками костра пламенея,
Насыщают любовью так рано взрослеющих внуков,
Чувством родины неистребимым, слиянием с нею.


Кони на параде Победы

Я — конь! Я чугунные пушки
Тащил на войне мировой.
Солдатские слышал частушки
В окопах на передовой.

Заглохнут, бывало, машины:
Но кони — (солдаты их ждут) —
Из грязи, болотистой глины
Орудий стволы извлекут.

Меня — то землёй засыпало,
То вспышкой слепило глаза.
Я выжил — ни много, ни мало:
Мне думать о смерти нельзя.

Жизнь в прятки со смертью играла…
Война — роковая игра,
Где бездна людей пожирала,
Кричавших в порыве: «Ура!»

Но год сорок пятый — с цветами
Нас встретил! В июне — парад!
И кавалеристы рядами
Прошли — с бодрой музыкой в лад.

Два маршала не на машине
Скакали — верхом на конях!
Те кони в победной картине
Остались во всех словарях.


Моему однокласснику

Ты раннею весною болен,
Терзаясь мыслями о ней —
О родине — средь колоколен
И в обнажённой роще пней.

Ты знаешь каждую рябинку,
Что выбегает по весне
Навстречу, указав тропинку,
Что так заметна при луне.

Село, заросшее бурьяном,
Тебе откроется не вдруг,
И крест кладбищенской поляны,
Где спит друг детства, верный друг.

Косу бы в руки взять… Но пальцы
Вцепились в кисть, вцепились в холст…
Мы на земле своей — скитальцы
Среди открывшихся нам звёзд.

И задыхаясь в укоризне,
В непробиваемой броне,
Идём с тобой навстречу жизни,
Что скрылась в дыме и огне.