Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Любовь Колесник. В. П.



В. П.

Мы это видели вдвоем
из разных городов, а впрочем,
невзрачен так же окоем,
подзвученный гудком рабочим
и над тобой, и надо мной,
синеют облачные гроздья.
Промзоны короб жестяной,
здесь люди, крепкие, как гвозди,
что от звонка и до звонка
ишачат, чтобы вдруг не спиться,
и называют ЖСК
как европейские столицы,
стесняясь мира и труда,
висящего чугунным грузом.
И Ленин шлет нас в никуда
помятым гипсовым картузом.



В синем марте холодно, как в аду.
В церкви детский плач, выноси святых.
Накормить бы всех, приложить к кресту…
Ни креста, ни хлеба.
Вдали затих
грохот бронетанковый, смертный бой,
и такая встала до звона тишь —
непонятно, умер или живой.
По взрывчатке ходит дурная мышь —
или от шинели горелый клок
ветром пошевеливает слегка.
Страшной сажей вымазан белый бок
в церковь залетевшего голубка —
он по-человечески присмирел,
как по-человечески умирал.
— Правда, не рёвет уже артобстрел!
Слышишь, не рёви уже!
Отпирал
их солдатик лет может двадцати,
длинный, как коломенская верста.
Не герой и даже не командир
им похожим виделся на Христа.
Это было уймищу лет назад,
может и в живых никого из них.
Ржевский синий март и горелый ад
затянулся жизнью и подзатих.
Над Покровской церковью — стужи свист.
Я с гвоздикой рядышком притулюсь.
Атеист я бабушка, аметист.
Но сегодня, кажется, помолюсь.






Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0