Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Цикл «МИРСКИЕ УЗЛЫ»

Николай Алексеевич Ивеншев родился в 1949 году в селе Верхняя Маза Ульяновской области. Окончил Волгоградский государственный педагогический институт имени А.Серафимовича. Поэт, прозаик, публицист. Работал учителем в Поволжье и Дагестане, потом занимался журналистикой. В настоящее время работает режиссером поэтического театра «Мельпомена» на Кубани. Печатался в журналах «Москва», «Наш современник», «Дон», «Родная Кубань». Собкор газеты «Литературная Россия» в Краснодарском крае. Автор 30 книг стихов, прозы, публицистики. Лауреат премии имени А.Дельвига («Литгазета»), «Литературной России», журнала «Москва» и др. В 2005 году получил диплом «Серебряное перо Руси». Член Союза писателей России. Живет в станице Полтавской в Краснодарском крае.


…….          …….
Разрезан хлеб. Он духовит, как соты,
Бабуля говорит, что гольный мед.
В горбушке кругловатые пустоты.
И дед кряхтит: Там Иисус живет.
Христу, наверно, мало было неба.
Не нам судить, но верю с детских пор.
Христос ночует в домике из хлеба,
Но по утрам выходит он во двор.
А там сыта домашняя скотина,
И лопухи в тумане, как в пыльце
И мой нерасшнурованный ботинок
Пока уютно дремлет на крыльце.

Прицепной
Влетел в пустой вагон,
Вагон сейчас отчалит,
Озябнув, вздрогнет он
И обольется чаем.
И поплывут назад,
Как в стареньком кинишке,
Девчоночьи глаза,
Слеза на пухлой книжке.
Да здравствует жилье
Вагона прицепного,
Где все вокруг – живье,
Дивье, свежо и ново!
Мы все здесь прицепны,
И все-таки не лаем,
Мы ждем своей весны,
А где? Когда? Не знаем.
Лишь ведаю одно:
Что в переборе станций,
Мерцат то окно,
Где хочется остаться.
О, цепи этих рук
Желаннейшей из женщин…
В них радостный испуг
Мешается с блаженством.
О, этот звук оков,
Неслышимый! О боже!
Он больше, чем любовь,
И даже жизни больше!

После войны
Моя бабушка была бабочкой.
Называл ее так дед,
И садились они на лавочку,
И качали велосипед.
Он катал ее спозаранок
Среди мокрых от рос репьев,
Лишь поскрипывала рама
И пощипывало от комаров.
И садились они на скамейку
Пели песню про ямщика.
И подрагивала в телогрейке
Им же выструганная рука.

Доча
Вы видели, как корова,
Пригнувшись, землицу пашет.
На лбу у нее корона
У Раи, коровы нашей.
Выбило всех лошадок,
И танк не ползет в гору,
Похлеще всех танцплощадок
Этот коровий порох.
Доят ее под вечер,
Две капли всего выжимают.
А мир кругом изувечен.
Калечен. Но пахнет маем.
И мама с с веткой сирени
Корову ту погоняет:
– Ну, доча, тяни скорее,
До той борозды, родная!
Вскипает пашня за плугом.
Летом будем с картошкой.
– Еще обрисуем угол,
Ну, жилься, еще немножко.
Уже не мычит скотина,
Корова по прозвищу Рая.
Глаза ее, как лучина
Тихохонько догорают.
И пахнет маем манящим,
И голодны голодранцы.
Под вечер придет Маняшка
И с мамой они. На танцы.

Мирские узлы
Как филин нелюдим,
Но не похож на вора.
Молчит, нажравшись в дым,
У своего забора.
Ушла его пора.
За нею вслед – зазноба,
А кажется, вчера –
В тельняшечке, в Чернобыль.
Присвистнет да споёт,
А может быть, и спляшет.
И это все моё.
И наше, наше, наше, наше.

Одиночество
Ты стоишь в перелеске голом,
Чуть подрагивая ото сна.
И сжимает осипшее горло
Приснопамятная весна.
Ты стоишь у сторожки сторожко.
Ветер дует. Скоро зима.
И крючки твои, и застежки
Так сводили меня с ума.
Унесло золотое платье
Под курлыканье журавлей,
Что давненько зовется плачем
В забубенной стране моей.
Дай ладонь, что белее мела,
Дай остывшую поскорей.
Нас согреют любовь и вера
И надежда на снегирей.
Я люблю эту стыль лесную,
Тихо так, что сжимает грудь.
А всего лишь, как я, тоскует
Желтый, пущенный в зиму груздь.

Рябина
Сладка осенняя рябина,
Побитая слегка морозцем,
Она, как девушка, невинна,
Рубинная это россыпь.
Её спадаюшие кудри
Прохожий на ладони взвесит,
Еще часок её припудрит,
Её замесит в снежном тесте.
Её все это не печалит,
Все наши всполохи и жесты,
Она слегка пожмет плечами.
Ведь красота всё время жертва.
А красота спасёт от тягот,
Своим восторженным угаром,
О, шевеленье зимних ягод,
Под снегом, выпавшим задаром!
Как дивно пахнет древней Русью
В переплетенье этом алом,
Как будто девочка Маруся
Вслед за Иисусом пробегала.

Воспоминанье
Чайку, Чайковского и чайку –
Вот это все. Хочу на море.
И простоватую хозяйку,
У отмели на косогоре.
С которой мы, забыв про верность,
Которую внушали с детства
Легко разлили терпкий вермут,
Прелюдию прелюбодейства.
И шаловливо: «Не убудет...»
Вполне приличный женский тезис.
Ее взволнованные груди
Возвышеннее всех поэзий.
По молодости до греха ли,
В ночи бессмертной и бездонной
И вспыхивая, затухали,
И слепли звезды на  ладонях.
А утречком седело море,
И я чесал вольготно пузо,
Обрызганное в коридоре,
Струей разбитого арбуза.

Эскиз
Ты песен не поешь мне. Тишина.
Простор такой. И времечко простое.
Я знаю, мне нет дело до простора,
В котором благоденствует луна.
Живых ни капли, даже нет сверчка,
И печки нет, и дела нет до печки.
И лишь холодный язычок от свечки
Синеет, как листок у василька.

Миг бархатное пиво
Я помню дух счастливый,
В каморке, в том подвале,
Здесь бархатное пиво
По вечерам качали.
Крутой духмян, короче,
Он всех шатал, он плыл.
Хмельной, костлявый отчим
Меня сюда водил.
Мы прятались от мамы
В косматый, едкий дым.
И отчим был в тумане,
Не злым, а молодым.
– Ты языком не ляскай, –
Твердил  почти отец, –
Вот продали Аляску
За желтый огурец.
И то была крамола,
Истории оскал,
И дым от «беломора»
Он в потолок пускал.
Да, дело было к ночи
Мороз в пивной дрожал.
Хмельной, костлявый отчим
Меня к себе прижал.
Как глупого теленка,
Ведь пиво – не абсент.
– Моднячую дубленку
Куплю тебе, студент!
И мужики качались:
Кто пришлый, кто казак,
И пиво не кончалось.
Цена ему – пятак.
Не выгонишь до дому
Отсюда никого.
Вокруг опять долдонят,
Опять про энлэо.
Иные скажут: «Синька,
Чего тут воспевать»!
В углу курлычет Зинка,
И мат налез на мат.
И кружкой по поддону:
– Казачество не трожь
Гулял казак по Дону.
Гулял, едрена вошь!
Российские пивточки,
Я в них мужал и рос,
Где к заржавевшей бочке
Приставлен был насос.
Давно в могиле кости
Всех тех, кто здесь сидел,
И через речку мостик
С годами поседел.
И нет уже игривой
Кумылги, той реки,
Где бархатное пиво
Качали казаки.

…….          …….
Не вернешь тех прогулок засветло
И сияющей глади Хопра.
А была такая глазастая
И недавно, будто вчера.
Проносились лошади табором,
Топот утренний воздух рвал,
Я принес три веточки чабора,
И как мальчик цветы совал.

…….          …….
Мой милый друг, ты будешь жить всегда
В моих стихах, уроненных случайно.
Всегда в них будет нежный трепет тайны,
Который понесется сквозь года.
Ведь сердце не разучится читать,
Любить, страдать и восхищаться этим –
Пронзительным, живым, бессмертным светом,
В котором  торжествует благодать.
Ты будешь жить отдельно от меня,
В реальности мы ведь неразделимы,
Как гуси, прилетевшие из Рима
И спасшие сей город от огня.

На сугрев
Не стучи по коленке стаканом,
Не рыдай заполошно, как дева,
Мы, бесспорно, когда-нибудь канем.
Лучше позже. А пей для сугрева.
У тебя незаживная рана,
У кого их теперь не бывает,
Не залижешь, ни трезвым, ни пьяным,
Слышишь: там заворочалась Валя.
Лучше вынь из сарая гармошку,
Что осталась в наследство от деда,
И тихонечко, понемножку
Подбери что-нибудь про победу.
Про собаку, что тявкает рядом,
Про нательный, с царапиной крестик.
А про горе-тоску и не надо.
Это сердце мое не поместит.
Пой, дружбан, в твою песню не сунусь.
Разве, друже, пожухла держава?!
...И слеза, как веселая юность
По небритой щеке пробежала.

…….          …….
Все летнее прошло! Транзистор. Пьеха.
А может, не совсем, вернулось вот,
Глянь: воробей, нырнувший под застреху,
Моей рукой подсаженный, живет.
Полощатся, скрипят два утлых вяза,
Хоть речка превратилась в ручеек,
У ручейка два братика чумазых
Друг друга кулаками тычут в бок.
И пахнет берег девичьей косынкой,
Несмелой, но любовной кутерьмой.
И голос мамы:
«Где ты делся, сынка?
Оладьи стынут.
Шементом домой!»

Стихи
Не лают на чужих дворах собаки,
Не голосят драчливо петухи,
Когда в слепой избе собравшись, бабки
Спивают для покойника стихи.
А он застыл, к ним повернувшись боком,
Навек уставший, навсегда немой
Он – к небесам. Его дорога – к Богу,
И все-таки немножечко живой.
А рядом вишни.
Колобродит лето,
Зализывая старые грехи,
С веселой грустью,
Бабки, не поэты,
Поют давно забытые стихи.
Закутанные в белые платочки,
Взывают то ли к Богу,
То ль к судьбе.
Так искренне, так небывало
Точно,
Как можно петь лишь только о себе.

Отцово
Хоть выколи, кругом не видно зги,
К ногам прилипла мокрая солома,
Я выставил сушиться
Сапоги,
В них мой отец давно ушел из дома.
Кружился черным вороном закат
И ладил к окнам вороную сбрую.
Отец, как говорила мать, «зека»
В России, перекрестятся – своруют.
Не своровали эти прохари,
Рогатые, дырявые, как черти,
А ворон тот, продравший глаз, с зари
Крылом судьбу уже другую чертит.
Отец мой ни за что не виноват,
Я эти сапоги еще напялю,
Я, как отец, суров, как волк горбат,
Уйду из дому по мазутным шпалам.
Нам верный друг – обмотанный кулак,
Но заживают, как на кошке, раны,
А женщины, сдувающие лак,
Они нам тоже, братцы, по карману.
Уйду я в город, где на воре – вор,
В тех сапогах, отцовское  наследство.
Их из тюрьмы прислали,
С этих пор
На них гляжу, не в силах наглядеться.

Крещенье
Тот мелок, коим крест рисовали,
Лишь немножечко  пожелтел,
Он лежит на кадушке в подвале,
Не мелок он, а вечный мел.
Им посуду и зыбки крестили,
Ранец с азбукой, велосипед,
И рубанок, чтоб кто-то не стырил
Покрестил матерщинник дед.
Дед крещен,  говорил: покре́шенный,
Был широк, но в плечах покат.
Раздавал ребятишкам затрещины
За ворованный самосад.
Он рубанком работал без устали,
Не стругал тот рубанок – пел.
А теперь бочкотара капустная,
Всё хранит вековечный мел.

Старославянское
Ты, говорят, хохол.
Ты, говорят, москаль.
Ты, говорят, плохой.
Дурь, говорят, в мозгах.
Вот, говорят, возьми.
Вот, говорят, подкинь.
И, говорят, без возни.
Сунь головешку в портки.
Ты, говорят, рус.
Ты, говорят, укр.
Ты, говорят, трус,
Ты, говорят, мудр.
Ты, говорят, бей!
Какой он тебе брат!
Будешь, как Кочубей,
Нос в табаке, богат!
Редкая птица Днепр...
Всё источает яд.
Хлеб наш насущий... днесь.
Голые, два, стоят.

Старые снимки
Чего- то мы внезапно сникли
И как горбушки огрубели?
Там много ласки – в старых снимках,
Желтеющих на черно-белом.
Та желтизна еще проступит,
Сотрет наотмашь наши лица,
То, что толкли и мяли в ступе,
Внезапно всё испепелится.
Я знаю: это будет всполох
Любви на краешке постели,
Где ты была ясна, как порох,
Да так, что лебеди летели.
Я знаю: это будет выкрик,
Когда под утро сын родился,
А я шагал, прямой, как викинг,
И в галстук даже нарядился.
О, боль последних фотографий,
Какое дьявольское средство:
Как будто бы сгружают гравий
Чужой лопатой
В область сердца

…….          …….

Никто не увидит, задернемся  тучей!
Меж нами и теми поместится дождик.
– Ты вся шоколадка!
– А ты самый лучший.
До детского всхлипа!
До гибельной дрожи.
Мы ждем, когда в нас просыпается пламя,
И мир, закружив, это пламя охватит.
И эти взахлеб поцелуи на память,
И это зовущее: «Миленький, хватит!»
Ты плачешь, в мои упираясь ладони.
Моя шоколадка.
Я – маленький мальчик.
А месяц в окошке все тонет и тонет
Как девочкой Таней уроненный мячик.
Судьба или Бог нами, грешными, вертит.
И всё, как и жизнь, бесконечно мгновенно.
Любовь лишь одна охраняет от смерти.
А все остальное – труха и подмена.
И я повторяю и вслух и украдкой.
До смертного всхрипа.
Родная, послушай,
Поверь и послушай:
– Ты вся шоколадка!
– А ты самый, самый.
А ты самый лучший.

Конец июня
Как хорошо в июне жить.
Жара? И что? Июня мало.
Июня молодая прыть
Вихрасто тропкой пробежала.
Ей нипочем, ей всласть жара,
Хоть поцарапаны коленки.
На речку мчится детвора,
Снимает солнечные пенки.
Кукукнет где-то вдалеке,
Заплачет выпь, всхохочет
Филин.
Я где то там, на той реке,
У тех хохочущих извилин.

Стерхи
Мне постными стали былые утехи,
Частенько уже посылаю их на... фиг.
Взамен прилетают незваные стерхи,
Изящны, как стервы, и немы, как страхи.
О, как милосерден тот ворон Эдгара!
А эти незримы. Лишь только, под коркой.
И нет в голове никакого угара,
Как в юности ласковой, взрослости колкой.
От этих, клювастых, не можно упиться,
Они уже стали страшнее, чем  Кафка,
Тяжелые, лысые, мощные птицы.
Планируют тупо на  шкаф и на кафель.
Я птиц понимаю, но  только не этих.
Я знаю язык, разноперый их птичий.
– Нет, нет, не живёте, – кричу я, – на  свете!
У вас незнакомый, не птичий обычай.
А стерхи глухи, словно птицы Хичкока.
И созданы стерхи из редкостной стали.
О, сколько летать им, кружиться им сколько?!
– А ровно, – молчат они, – сколько осталось.
И скользка земля, и от этого жутко.
Она так осклизла, как старый картофель.
Вот так и живу. Ночь да день.
В промежутках
Жую. Пью, спеша, обжигающий кофе.
Вот так и живу, и надежду рифмую
Уже не с любовью, а только с Всевышним.
И знаю, что стерхи, как шалые пули
Летают над каждой
Полуночной крышей.

Любовь
Ах, что же, куда же, зачем это смолкло,
И стала тропинка все уже и уже,
И велик устал, надоели «восьмерки».
Сейчас он в сарае, как про́клятый, тужит…

Мы вместе с любимой крутили педали,
То – я, то – она.
Мы менялись местами.
И пахли бояркой
Веселые дали,
За это нас пчелы кусать перестали.
А я – бесконечен.
А ты – невесома
Нас била до дрожи счатливой истома.
Мы падали вместе,
И делалось легче.
Букашка залезла за ворот у майки,
Зачем нам фонарик? Светила глазами.
А рядом кивали стеснительно маки,
И все муравьи впопыхах отползали.
И вроде бы не было рядышком Бога,
А только – крыло. Это – велик летучий.
И тонко об обод звенел и недолго
Серебряный, лунный, счастливейший лучик.
И дальше домой мы педали крутили,
И жали друг друга, теряючи вечность.
А были ли мы? Ну конечно же были.
И я невесом, да и ты – бесконечна.

Биохимия
Мы растворяемся в природе,
В чужих ошибках и духах
И в ду́хах, что витают вроде
За стенкою и в облаках.
Мы растворяемся, как двери,
Как окна, к солнцу и цветам
В тебе! Я в это  крепко верю!
И ты во мне.  До капли  там.
Мы растворяемся. И баста!
Рука – в руке. Одни. Вдвоём.
Но если нам не растворяться,
То, точно знаю, мы умрем.

Воскрешение
Как хорошо на белом свете!
Другого нет. Иное – чушь!
Давай опять с тобой отметим
Подарок,
Воскрешенье чувств…
С утра тепла твоя ладошка,
С утра проснулись, обнялись.
И бабочка в нагом окошке,
Как платье кинутое ввысь.
 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0    

Читайте также:

<?=Шалула?>
Николай Ивеншев
Шалула
Рассказ
Подробнее...
<?=Под Сосыхой?>
Николай Ивеншев
Под Сосыхой
Рассказ
Подробнее...
<?=Мадам?>
Николай Ивеншев
Мадам
Рассказ
Подробнее...