Апельсиновая семга

Иван Спиридонович Бодров, одинокий московский пенсионер с большим животом и опухшей от безделия физиономией, неуклюже поднялся с кровати и медленно, на отекших ногах «покатился» в сторону badezimmer.

Приведя себя в порядок и надушившись поддельным французским одеколоном, он, постанывая и покрякивая, доковылял до перекосившегося от времени платяного шкафа и, устало зевнув, стал готовиться к выходу.

С пухлых щек Ивана Спиридоновича закапал ленивый пот. Тяжело дыша и ругая непродуманную итальянскую одежду, бывший председатель райпо неторопливо втиснулся в старое драповое пальто и, крутанувшись напоследок перед зеркалом, «тюленем» выплыл на улицу.

Оказавшись в ближайшем супермаркете, он как-то быстро просочился к прилавку с надписью «Рыбный дворик» и безразлично уставился на кусок оранжевой семги, небрежно валявшейся между тушкой тунца и упаковкой с просроченными мидиями.

«Семга, — мелькнуло у него в голове. — Взять?».

Иван Спиридонович недоверчиво посмотрел на дату употребления, однако, убедившись в ее соответствии, отчего-то отложил семгу в сторону.

Но как только он это сделал, странное чувство овладело им, не то беспокойства, не то неуверенности. Судорожно схватившись руками за упаковку с апельсиновой семгой, он задумчиво уставился на штрихкод.

«Чепуха какая-то! — раздраженно подумал он. — В кой-то раз беру в руки этот невзрачный кусок и никак не могу понять, для чего он мне...»

Бросив семгу в холодильный ящик, он стремительно направился в соседний отдел.

Однако, возвращаясь обратно, он словно завороженный прильнул к прилавку с валявшейся все так же небрежно семгой и злобно уставился на загадочный кусок рыбного филе.

— Бу... Будто сама в тележку просится, — обреченно икнул Иван Спиридонович. — А скажите на милость: зачем она мне?!. Я ведь еще старую не доел... Из жадности взять? Пока цену не повысили?!. А вдруг испортится?.. Вдруг заваляется?! и выбрасывай ее потом, непригодную...

«Не заваляется, — что-то подсказало ему изнутри. — Эта — не заваляется. Вся в дело пойдет...»

Иван Спиридонович с какой-то внутренней тоской потянул руку за семгой, но тут же отдернул ее.

— Жжет… Честное слово, жжет…

В груди у него что-то встрепенулось.

— Впервые со мной такое...

Испуганно оглядевшись, Иван Спиридонович нервно вытер шею платком и взял семгу в руки.

Повертев перед глазами, он покорно положил ее в тележку и, окончательно успокоившись, как успокаивается подсудимый в зале суда, услышав окончательный приговор, направился в сторону кассы.

Придя домой, Иван Спиридонович еще раз с некоторым сомнением в душе выложил злосчастный кусок семги в холодильник и, достав двухлитровую баклажку пива, уселся на диван смотреть ежедневный выпуск новостей.

Ближе к полудню он почувствовал резкую боль в области груди, попытался встать, но уже через секунду рухнул на диван и — скончался.

В день похорон готовившая поминальный стол сестра Ивана Спиридоновича, вынув из холодильника апельсинового цвета семгу и утерев покатившуюся по щеке слезу, тихо произнесла:

— Ах, Иван Спиридонович! Думал ли ты, когда покупал эту семгу, что покупаешь ее себе на помин?.. Понимал ли? Ждал ли — такого подвоха?..

Анна Петровна аккуратно вскрыла ножом упругую упаковку и, нарезав семгу тонкими ломтиками, спешно подала ее на стол.

Иван Спиридонович, уныло смотрящий с фотографической карточки, поставленной во главе стола, в последний раз вопросительно взглянул на апельсиновую семгу, но сказать уже ничего не сумел.

Через полчаса от семги не осталось и следа.

Навязчивый провайдер

Как-то вечером у меня в квартире раздался телефонный звонок. Я снял трубку.

— Здравствуйте. Мы хотим предложить вам услугу по предоставлению широкополосного Интернета, — быстро отрапортовал голос.

— Спасибо. Но я пользуюсь этой услугой уже несколько лет, — равнодушно ответил я.

— Но мы предлагаем вам новую услугу и новый Интернет. Бесплатно! Всего за какие-нибудь триста рублей...

— Хорошо, — согласился я. — Но зачем мне два Интернета?

— Для сравнения, — быстро подсуетился голос.

— Я не вижу в этом необходимости, — достаточно уверенно заявил я.

— Как? — удивился голос и, немного подумав, спросил: — У вас есть на кухне Интернет?

— Нет.

— А в коридоре?.. в ванной?

— И в ванной тоже.

— Как же вы...

— Обыкновенно, — перебил его я.

— Я не об этом, — брезгливо воскликнул голос, — неужели у вас не возникало желания, лежа в джакузи, смотреть веселые интернетовские видеоролики?

— Честно?.. Я об этом не думал. У меня предостаточно места в квартире.

— У вас много комнат, — уточнил голос.

— Нет... Просто у меня нет родственников. Я живу один.

Голос на минуту обреченно замолчал.

— И все же... воспользуйтесь нашей услугой, — настоятельно произнес он. — Вы не пожалеете.

— Но-о...

— Не сопротивляйтесь. Я уже записываю ваш адрес... Когда вам будет удобно?

— Дело в том...

— Я понимаю, вы не готовы. Я перезвоню вам послезавтра.

— Звоните, — устало ответил я.

Через день у меня снова зазвонил телефон. Я взял трубку. Тот же, хорошо уже знакомый мне голос, произнес:

— Здравствуйте! Вы готовы?

— К чему? — испуганно спросил я.

— Мы собирались с вами встретиться.

— Пожалуй, у меня вам будет неудобно.

— В каком смысле?

— В прямом.

Голос задумался.

— С вами все в порядке?

— Наверно.

— Так наверно или в порядке?

— Я не знаю, — смущенно ответил я.

— Вот видите! — радостно воскликнул голос. — А если бы у вас был наш беспроводной Интернет...

— У-о-о, — застонал я, схватившись руками за голову.

— Ну так как? — немного подождав, спросил голос.

Я задумался.

— Вам нравится Патрисия Каас? — неожиданно спросил я.

— Да, — удивленно ответил голос.

— А как вам последний альбом?

— Вполне.

— А последняя композиция?

— Я не помню, как она звучит.

— Хотите поставлю?

Голос притих.

— Бесплатно, — уточнил я и почувствовал, как обрадовался голос на том конце провода.

— Давайте, — проворно ответил он.

Я включил проигрыватель, и мы стали слушать последнюю композицию из последнего альбома Патрисии Каас.

— А можно, я еще раз вам позвоню? — спросил голос, когда музыка перестала играть.

— По поводу Интернета?

— Нет. Просто так... Я ведь, как и вы... живу один, и вечерами мне бывает немного скучно.

— Хорошо, — ответил я, — звоните...

— Спасибо, — благодарно ответил голос и превратился в короткие, ритмичные гудки.

Знак

Карапузиков третий месяц безуспешно пытался устроиться на работу; деньги таяли, словно лед под лучами весеннего солнца, так что жить приходилось скромно, избегая привычных увеселений.

Возвращаясь однажды домой, он приметил сбитый неосторожным водителем дорожный знак, бесхозно валявшийся в околодорожном кювете.

— На самом видном месте лежит... Никому не нужный, — подивился Карапузиков и озадаченно уставился на изувеченное основание знака.

Опытный глаз фрезеровщика тут же определил диаметр трубы и возможность использования его в хозяйственных целях.

— Брать нельзя... Чужое, — осекся Карапузиков. — Не мной положено, не мной возьмется.

Огромным усилием воли он заставил себя перевести взгляд с упавшего знака на витрину продовольственного магазина и задумался.

Денег оставалось в обрез. Жена ежедневно пилила его за иждивенческое отношение к жизни и грозилась забрать детей и уехать к родителям «на постоянку».

Для Карапузикова было не так унизительно слушать глупые упреки жены, как обедать у ближайших ее родственников, которые третий месяц называли его дармоедом и пустобрехом.

— Жизнь моя никчемная, — вздохнул Карапузиков, — и зачем родился я на этом свете?..

Карапузиков хотел было продолжить путь, но как только он повернулся к витрине спиной, взгляд его снова упал на бесхозно валявшийся дорожный знак.

— Два метра, — по-хозяйски оценил безработный фрезеровщик, — от пятисот рублей загнать можно...

Карапузиков тяжело вздохнул и грустно уставился на верхушку знака, где был нарисован зигзагообразный поворот дороги.

— А вот еще и пара заглушек в вентиляционные отверстия по триста рублей за штуку...

Карапузиков, уставший стоять на ногах, уселся на край кювета и заплакал.

С самого детства внушали ему, что брать чужое — срамно, и потому в душе у него творилось невообразимое смятение.

— А что если взять и пустить его на нужное дело? Все равно пропадет! Сгниет или другие поднимут и также пустят в расход... Хорошо это будет?

Карапузиков снова оценивающе посмотрел на металлическое изваяние.

«Иждивенец... Дармоед, — почудился ему знакомый голос жены. — Заберу детей — уеду... Как пить дать — уеду!..»

— Возьму, — решил для себя Карапузиков и хотел было потянуться к знаку, но внутри него что-то заскрипело, заклокотало, задрожало, и он тотчас же обмяк.

— Нельзя! Не вор же я! Никогда не брал чужого. А теперь опущусь?! — встрепенулся Карапузиков.

Мимо него, с трудом наступая на заднюю левую лапу, пробежала хромая, беззубая собака и исчезла за поворотом.

— Вон, собаке — совсем худо, — обрадовался Карапузиков, — есть нечего, жить негде... Хрома, изодрана. А все ж куда-то устремлена. А я?.. Сижу на обочине — рыдаю... Немощный, слабовольный я человек...

Карапузиков хмуро посмотрел на мозолистые свои руки и просиял.

— Ерунда! Прорвемся!.. Не бывает так, чтобы человек никому не нужен был. Не в пустыне живем... Не...

Карапузиков резко поднялся на ноги, плюнул в основание знака и быстрым шагом направился в сторону дома.

По пути он еще раз забежал на биржу узнать, нет ли по его специальности вакансий, и, получив отрицательный ответ, удовлетворенный, отправился домой готовиться к отъезду.

Через неделю в соседнем городе Карапузиков устроился в должности фрезеровщика на хорошо оплачиваемую работу и погрузился в долгожданные будни.

А дорожный знак подобрал какой-то пьянчужка и сдал в городскую приемную цветных металлов.

Пользы, однако, это ему не принесло. Спустя неделю он скончался от переизбытка алкоголя и был похоронен на деньги городской администрации в общей могиле для бездомных бродяг.