Творцам

Кто-то хочет продаться,
а кто-то — остаться в веках.
Кто-то хочет постичь,
а другой постигает, как дышит.
Я не знаю, зачем
я держу своё слово в руках,
Но оно меня тянет
куда-то — всё выше и выше…


Реквием

Только радости в жизни — уметь дышать.
Только радости в боли — уметь молиться.
И не верит в рай ни одна душа,
Лишь пока сама не взлетит как птица.

И не хватит воздуха в кулаке,
И не хватит сердца для каждой битвы;
И уходят лучшие налегке
Нарекать собою кресты и плиты.

Только нет покоя для тех имён,
У которых голос навеки сорван…
И узнаем цену в конце времён
Тем, кто сам себе ни орёл, ни ворон.


Новодевичье
Земля принимает с одиннадцати до шести
(Дана Курская, «Ваганьково»)

Земля принимает каждого в оный час;
Мы ходим путями неюных сердец своих…
И если Вучетич умеет ваять анфас,
То только когда завершатся вокруг бои.

Тебя Неизвестный скульптор во сне творил?
Тебя сочинял Прокофьев и пел Бернес?
Откуда такая раскрылилась пара крыл?
Когда уже вытечет пламенем синь небес?

И как черно-бел Хрущёв, ты бело-черна,
И серая тень дороже любых румян;
Но, как Аллилуева, ты достаёшь до дна,
Но, словно Уланова, ветру даёшь свой стан.

Когда ноосферу заполнишь стихами, и
Сам Кащенко вылечит вычурный эгоизм, —
Тогдатриколором вспыхивают твои
Зрачки, для которых верно движенье вниз.

Ты видела: Штирлиц к Семёнову в гости шёл,
И Чехов с Булгаковым резались в преферанс,
И вновь Заболоцкий что-то запрятал в стол,
И тихо Вертинский опять затянул романс…

Да, редкая птица взлетит до глубин души;
И женщина вновь распилена пополам.
Но сердце опять стучало: «Пиши! Пиши!»
И только ограды мерещились по углам…


Дорога до смерти

Когда-то сиреневый, гаснет во мгле экран.
Я знаю, что будет; но кто объяснит, что есть?
Всегда одинокий, приходит домой тиран,
Когда у него в стране «36,6’».

Когда-то сиреневый, гаснет во мгле закат.
Опять беспощадно осколками бьют часы.
Мой внутренний голос себе повторял стократ:
Дорога до смерти короче её косы.


Женщина

Ты — солнце и пламя, ты — холод и снег,
Ты истина в платье лукавом.
Прекрасная дама, когда был тот век;
Валькирия в веке кровавом.

Ты мать партизана, героя жена;
В любви вcе века несравненна!
Жива и бессмертна, в толпе и одна,
Единственная во Вселенной!

Ты — вечная память, ты — радости миг,
Ты словно свеча пред иконой,
И луч неземной озаряет твой лик, —
В нём отблески выси бездонной.

Ты в храме в молитве, и храм — ты сама,
И ангел склоняет колени…
Ты сходишь с ума, и ты сводишь с ума,
И я — твой восторженный пленник!


* * *
Звёзды сменяют день —
кружится мир, как мельница.
Станет землёю дом,
домом опять земля…
Солнце опять взойдёт;
только цветы изменятся:
Были цветы «вообще»,
станут цветами «для».

В возгласе «Что-то горит!» —
только надежда на панику,
На красоту пожара
в пафосе новостей…
Вор или дебошир
руки развяжет охраннику,
А у того в стволе
есть чем встречать гостей…

Крик «Человек за бортом!» —
лишь констатация факта:
Временных не спасти,
вечные — на века…
Разве «Аллах акбар!» —
это девиз теракта?
Может рука помочь,
может убить рука!

Как предсказать удар,
если слабеют сильные?
Из-за решёток страх
смотрит на белый свет…
Но безутешный плач
всё же одарит крыльями
Тех, для кого всегда
истинно: «Смерти нет!»


* * *
«Верую: звёзды — свечи у алтаря Господня»
Николай Бутенко

Верую: вся природа
Может молиться Богу.
Есть лишь одна свобода:
К смерти забыть дорогу!

Ветер поёт акафист.
Солнце Псалтирь читает.
Наши пути направят
Иноков птичьи стаи.

Падает снег на плечи.
Слышу деревьев речи.
Молится мир сегодня.


* * *
Есть тайный зов
И тайная печаль.
Я знаю: в них — начало всем дорогам;
И только боль становится итогом,
Когда ни снов,
Ни прошлого не жаль.

Но есть любовь,
И то, что выше нас.
И верю я: не может быть иначе,
Когда надежда познаётся в плаче,
Воскреснет вновь
И вновь себя отдаст.


* * *
Город белых ночей, город серых дождей,
Город чёрной брусчатки литых площадей…

И на Синем мосту, и под красной звездой —
Этот город уже триста лет молодой!

Это здесь круглый год зеленеет лишь медь,
А зимой даже солнце боится посметь.

Это здесь каждый день суицид без причин —
Оттого, что Неве не хватает мужчин.

Это здесь каменеют слова каждый миг.
Этот город как будто бы вышел из книг.

Перед Светом и Тьмой этот город открыт;
Здесь в молчании с Небом душа говорит!


* * *
Светозарная воля рассветов
Будит изредка эти места…
Это город царей и поэтов,
Здесь не может не жить красота!

Он мятежной рукой демиурга
Из трясины подъят к небесам.
Дух бессмертного Санкт-Петербурга
В каждом сердце творит чудеса!

Даже в бурю деревьев поклоны
Для кого-то замолят грехи.
Сочиняют здесь музыку волны,
И дожди здесь диктуют стихи;

И сгущается сумрак в чернила
Гениальных пророческих книг.
Если Небо душа не забыла,
То вернёт себя к святости вмиг!

В каждом жителе — новая тема;
Для него — миллионы идей!
Город-сказка и город-поэма,
Петербург сочиняет людей!


* * *
 
Я — оживший кристалл,
Догоняющий свой горизонт.
Я себя не узнал,
Глядя в мир с догоревших высот.

Я — в бетонной стене,
И я — в ветре, пронзившем насквозь.
Я не знал обо мне;
Сам себе я хозяин и гость.

Я вдохнул свою тень,
Оторвав от себя до поры.
Я — расколотый день,
Не боящийся правил игры.

Если всё по нутру —
Значит, стану превыше красот.
А когда я умру —
Просто вдруг догоню горизонт…


* * *

Где за невидимые нити
Людей растащат вверх и вниз,
Где отпечатался в граните
Навеки девичий каприз,
Где власть имущие суровы,
А непокорные молчат,
Рожают дойные коровы
Неуправляемых волчат.
Где пожираются объедки
С холодным привкусом свинца,
Где опозоренные предки
Не могут вытереть лица,
Где недоступные бумажки
Помогут дать на всё ответ,
Где нежно-белые ромашки
Умело красят в чёрный цвет,
Где небосвод бездонный вспорот
Бетонной тяжестью громад,
Застыл самовлюблённый город,
Вдохнув пьянящий аромат.


Поэту

На кресте перекрёстка распятый,
На распутье нашедший покой,
На земле безнадёжно крылатый,
Он мечту повенчает с тоской…


А.Н. Башлачёву

Не умея летать, он всегда возвышался над миром.
Не желая служить, он всю жизнь оставался в строю.
Не стремясь к совершенству, он вдруг становился кумиром.
Оставаясь собой, он раздаривал душу свою.

На болезни эпохи всегда реагировал живо,
Оперируя общество скальпелем яростных слов.
Создавая мечты, он всегда доживал до разрыва,
До разрыва аорты, в которую хлынет любовь…


Андрею Тарковскому

Спокойствие нахлынет ледяное,
Когда застынет сердце, каменея,
И ничего, как будто, нет сильнее,
Чем это равнодушие стальное…

Вокруг так безразлично, глупо, пусто;
Но, всё же, нет покоя, как ни странно.
Болит незаживающая рана, —
И из неё рождается искусство.


М.Ю. Лермонтову

Надтреснутое небо над горами,
Последний вздох в луч света превратив,
Укутало прохладными ветрами
Прощальной неизбежности мотив.

Короткая, но яркая дорога;
Итог — не пуля, а бессмертный свет…
Ведь тот, кто в небесах увидел Бога,
Прославил Божье имя, как поэт!


* * *

С точки зрения мира — мы все убоги.
С точки зрения жалости — все свободны.
Обречённым вечно не знать дороги
Разрешают ехать куда угодно.

Подсадившим пламя на иглу бензина
Не дано проснуться там, где день за годом,
Там, где ищут мёда в гнезде осином,
И художник пишет двоичным кодом.