Медитация на Арбате

У меня хватит любви,
чтоб согреть эти камни и стены,
А дыхание — снега белей,
В золотой твоей тени, Арбат,
Колоколен белей! — этих белых небесных растений,
Что белы наподобие детских наивных наград!..
Как же хочется мне обогреть это дивное диво!
Как же ласковы мне закругленных окон кружева!
Раскрывается Город к ночи белоснежностью лилии,
Все бутоны голов в этот зябкий букет прижимать...

Московская коммуналка

Как все сироты коммунальные
Я знала, что меня растила,
Была не мачехой, а мамой
Многосемейная квартира.
Дух перепаренной картошки
И запах жареной котлеты —
Училась я всему хорошему
В семье кухонной. Все — с советом.

Шутила всласть семья кухонная,
И анекдот братал соседей —
А в коридорах я законно
Носилась на велосипеде!
Считала двери за хозяйками:
Тут Зина, Аня и Катюша,
Тут — королева самозванная,
А та — жена чужого мужа.

За стенкой — истовцы партийные
И горевая богомолица.
Да дело ведь — общежитийное —
Кого шустрей уборка спорится.
И чьи полней тарелки полнятся,
И чьи блестят кастрюли чищенней...
Всё это покрывалось стóрицей
Соединением судьбищами.

Плыла квартира коммунальная,
Ковчегом проходя течения,
И плыли чистые с запятнанными,
Помилованы обобщением...
И я — не сирота казанская,
А сирота вполне московская
Училась правилу спасаться
Средь добрых баб простоволосых.

Кипело счастье коммунальное,
Квартира — как шоссе с разметочкой —
Богаче — кто от кухни дальние,
Зато при кухне — прелесть Верочка.
Досталась ей кладовка тёмная,
Где коротала ночь, конечно же,
Прислуга,
домом угнетённая,
Но о другом жила та женщина —

Её веселье неизбывное
И утончённое кокетство!
Так блещет нищета — графинями! —
На вырост научило детство.
И вся стоустая квартирища
Моим радела воспитанием:
— Смотри — простудишься! — Напрыгаешься...
— Старайся за чистописанием!...

И знали ль те умы великие,
Что их превысшее задание
не сказки, басни и не книги —
Их коммунальное братание?

Жила я ловкостью сиротскою,
Сама судила и рядила.
Была семьёй моей московская,
Была Отчизной мне московская,
Была мне Родиной — московская
Многосемейная квартира.

Русскость

                        Москва — странноприимный дом.
                                               Марина Цветаева

Любовь к чужому — больше, чем к своим.
На этом мы стоим, на этом — гибнем.
Странноприимным домом роковым
Стоишь, Россия, и восходишь гимном.

Созвездье чужеземное имён
Окрасило истории высоты —
Кто из пришельцев, до нутра сражён,
Не пал, влюблённый в русские красоты?

И — пополнялся патриотов стан.
В нём — эфиоп, и турок, и татары.
Все — русскость чистую восприняли как сан,
Все — русскими по убежденью стали.

И — нет границ у русского числа,
И не ищи запретов чистокровья —
Кто к нам пришёл — тот свято русским стал,
Вошёл в Россию русскою любовью.

Я верю в русских.
Русских всех племён.
Я верю в нас, рассеянных по свету.
За морем, за чертой
Мы оживём
Великой русской лаской к человеку

Москвитяночки

Всей чувств скалистостью —
Всей — глаз — ядностью,
Всей собой
Впитываю многолицей
Москвы прибой.
Надбровных дуг тетивы звонкие,
Арок храмовых бровки тонкие,
Глаз — вспых.
Есть слава славная — девчонками
Слава Москвы.
Вас, московицы, московиточки, —
Белокож,
Вас, москвитяночки-личики —
Вытачки, рос-кошь!
Обожаемо —всласть обоженно —
Вник природы —
Здесь, в Московии, складно сложена
Сласть породы!
Рассмеётеся — раззадоритесь —
Губы алы —
И рассыплется и расколется
По бокалам
Москвы слава!
Будут смотреть на Вас —
Уворовать как бы,
Зубом клацая.
Вы, царицы земного бала —
Разлетитесь
По презентациям!
И рассыплетесь — и растаете
За морями горсткою...
Чтоб смотрели в игру этих глаз —
В мозаику —
В СИНЬ МОСКОВСКУЮ!

Пречистенские переулки

Раскрыла руки мягкие Москва —
И спрятала в свои объятья.
Здесь, где божественный Арбат
В домах, как вышитые платья,
Где упоённа и тонка,
Хранит Москва судьбу в шкатулках —
Там упоительно сквозят
Пречистенские переулки!

Здесь вольной нежностью своей,
Всей вешней необмерной властью
Любила я черёд дверей —
Черёд стихов, молитв, причастий -
Расцветших в золотой поре
Московских гнёзд святое счастье!

Степенный сход особняков
С холмов пологих — для прогулки…
Был сход мой юный свеж и нов
В Пречистенские переулки.

В беспамятство нырнув, до сна
Мереща тишиной сладчайшей,
Я знала — эта тишина
Есть тайна жизни настоящей.

Здесь город бешеный затих —
Как возле храмов замолкают —
Пречистенки особняки
С возвышенными потолками,

Фасады светлые сомкнув,
Как будто лица в общем доме —

Пречистенки высокий круг
Родных, неведомых, знакомых —
Хранит живой весёлый дух
Самой Московии исконной.

И если смута душу мнёт,
А дух распят на гвозди буквы —
Судьба сама меня ведёт
Туда, где дух Москвы живёт —

В Пречистенские переулки.

Московские кольца

Поезда прошивают собой Москву —
Кольца — пяльца —
Москва вышивается —
Еду с Киевской до Таганки —
Широки пяльца —
Канва широкая —
Мы — бежим, мы Москву — штопаем,
Крестиком вышиваем и гладью —
До полуночи спозаранку,
От Пречистенки до Зарядья —
Мы в метро —
Мы по кольцам катим —
Мы — пожизненно в Улеграде —
Мы — с изнанки!

Дороги Москвы

Москва розовощекая,
                   Стоглазая, широкая,
Стоустая, Басманная,
                   Бульварная, Восстанная,
Москва моя сиянная,
Москва моя желанная!
И по утренней рани по лихим мостовым
Как московские лани
На охоту летим.
Оплетается кольцами бег круговой —
У Москвы есть околицы —
Бег дуги расписной.
И Москвою венчается
Нарисованный впрок —
Всяких дел окончание —
                   букет из дорог!

Улица Кузнецкий Мост

                                   Л.А.Князевой, моей Маме.

Ты сидишь передо мной,
моя маленькая фея,
и в твоих колыбельных руках
память моего загадочного прошлого;
чёрные фонари моего детства
освещают мощёную гулкую улицу,
такую тяжёлую и гулкую,
как русская история
с одним повторяющимся мотивом —
упругих колёс, спотыкающихся о камни

эта кривая мощёная улица —
мост среди мостовых —
не забудет ни тебя, ни меня
и мы кружимся среди своих воспоминаний
и горящих окон с жёлтыми абажурами:
золотых рыбок
посреди сияющих аквариумов прошлого

я и ты —
два коротких стука бегущей походки
по мощёному горбу —
и теперь, собственно, стоит один вопрос —
вопрос жизни
или смерти —
твоей и моей,
а вместе с нами
и мощёной улицы
нашего прошлого величия.