О главном
                                  Маме
Говорила мама: «Не сиди на камне!»
Кто, скажи, в тринадцать думает о главном?!

В восемнадцать — школы, университеты...
Только бы не главное, только бы не ЭТО!

В двадцать три — работа. В двадцать семь — карьера…
Электричка жизни мчится сквозь барьеры,

И молчит о главном пустота вокзала.
А была бы дочка, я бы ей сказала…


***
  "... Так случилось: заточенье
   Стало родиной второю..."
      Анна Ахматова, 1915 г., Слепнёво.
Скрипнет в полночь половица —
Настежь двери!.. Никого.
Только — дЕвица в темнице…
Стынет сердце...
    Нет Его.

Спит в своей кроватке Лёва,
Локон светится у лба…
Ох, постылое Слепнёво,
С мезонинами изба.

Закричит ночная птица,
Знак оставит на снегу.
Снова скрипнет половица,
Но уже — не побегу…

Тает свет свечи венчальной,
Тени робки и тихи.
В синей комнате печальной
Вновь рождаются стихи.


***
В колыбелях из паутины
Спят осиновые листы.
И овёс, жёлто выгнув спину,
Над канавой наводит мосты.

Вдоль посадок иду по бровке.
Нет грибов. Но растут стихи!
Как опята — смешливые, робкие,
Утра солнечного штрихи.

А прохожий косит в корзинку,
Оглядев хмуро сверху вниз:
« Набрала! Лишь букет осиновый
Да исписанный мятый лист!»


***

Вершин не достичь.
Но всё же, в своём строю
Не с самого краешка я до сих пор стою.
И выпало мне черпать из природных сил
Всё то, что каждый из вас — хоть раз! —
Для себя просил.

Смогу ли постичь:
Зачем это всё дано?
Расставлены вехи не мною, и так давно.
Но верю я всё же, к вершинам стремясь порой,
Что в жизни играю свою — не чужую! —
Роль.


***

Чёрным хлебом накрою стопку.
Кто-то скажет: «Да он не пил…»
И стою у стола неловко,
А убрать не хватает сил…
Жизнь всего лишь большая ссуда,
Чтоб отсрочить последний путь.
Кто способен явить мне чудо:
Мир обратно перевернуть
Водкой, хлебом, крестом, молитвой,
Бога, чёрта, судьбу кляня?!
…………………………………
К одиночеству не привыкнуть
В эти три невозможных дня.


Прелюдия

Тихая вязь акварели,
Матовый лик полотна.
В жизнь из другой параллели
Утром сочится весна.

Спящие ивы, скамейки
Дождик помыл между дел.
Голуби ходят семейкой.
В храме светлеет придел.

Долгие тени причалов
Словно в воде облака.
Лодка отчалит устало:
Снова утихнет река.

Лучше не знаю прелюдий.
Схвачена истины нить.
Но просыпаются люди
И…
  начинают жить.


***
Я из тех, кто называет церкви храмами,
Крестится на каждую грозу.
Кто ухаживает за больными мамами,
И лелеет раннюю росу.

Я из тех, кто в озеро влюбляется
За один его хрустальный свет,
Кто ночами часто просыпается
И боится не застать рассвет...


***
Пока ещё взаимных нет упрёков,
И я тебе милей при свете дня,
В словах не слышно будничных намёков —
Люби меня.

Пока ещё не строим планов вечных,
И чашка кофе горячей огня,
Пока душа игрива и беспечна —
Люби меня.

Пока ещё в твою улыбку верю,
И если причиняю боль не я,
И каждое прощанье, как потеря, —
Люби меня.


Псковская Солодёжня

А там был бал! Дышали жарко печи,
Гулял по шумным залам маскарад.
Радушен был хозяин в этот вечер.
Лишь век назад… И — жизнь одну назад.

В Застенье, у тюремного острога,
Хранившая припасы и дары,
Седая Солодёжня с верой в бога
Несёт свой крест до нынешней поры.

Обрушено крыльцо. Ступени рваны.
«Вратарница» над входом не видна.
Растёт бурьян. Бродяги бьют стаканы
О пол кирпичный... Мрачен свод окна.

Но солнца луч заглянет на закате,
И вспомнится — привидится! — пустяк:
Мелькнёт в дверном проёме чьё-то платье:
Осколок жизни — белый известняк.