Луч блеска его глаз прикоснулся к ее чреслам и разомкнул уста. Тихий стон разорвал тишину Вселенной.

— Почему мы одни в этом мире? Хаос Вечности и Мрака. Бесконечная тьма...

— Что ты хочешь?

— Сияние любви.

Его нутро заныло от наслаждения. И душа выплеснула на черноту тьмы голубые краски, превращенные в Небо.

А ее плоть, натянутая как тетива неслась, по бархату синевы разбрасывая брызги страстей, создающие звезды.

— Ты творишь чудеса, — ее губы обволакивали дыханием его тело.

— Я творю мир. Смотри!

Он протянул руку и зачерпнул поток летящей Вечности.

— Это Земля.

Он подбросил комочек и тот закрутился в спирали безмолвия.

— Я ничего не вижу.

Ее дыхание заискрилось у его губ.

— Пусть будет свет!

Он опрокинул во мглу это сияние. И отделил свет от тьмы.

— Мне страшно, — запричитала она.

— Во тьме я не видела этого хаоса и безмолвия.

Её слезинки катились по спирали и заполняли Землю, Превращаясь в моря и океаны, реки и озера.

— Не плачь! Ну хочешь я буду удивлять тебя!

Он, как фокусник, подбрасывая чувства любви и искры радости души. Творил горы и леса, поля и возвышенности. Деревья и траву. Купая ее в нежности, выискивая в красоте своей души новые краски запахов, наполняя ими цветы и листву.

И он за шесть дней создал сеющее семя по роду его, и дерево приносящее плоды. И светила на тверди небесной для отделения дня и ночи. Для знамений времени, дней, и годов.

Вода светилась и переливалась в его руках, творя птиц и рыб, и всякую тварь земную, вливая в нее дух свой от радости любви сияния его души, чтобы плодились и размножались они, наполняя свою жизнь любовью.

Сон тешится у моих глаз и скользя по векам проваливается в сознание, волоча за собой рамку грез, наполненную дорогами жизней. Версты вечности отмеривают их время, и оно несется по тайнам Вселенной.

Рука плывет по руке и дыхание омывается дыханием. Шепот губ искрится словами любви, и радуга чувств разрывает пространство.

— Почему мы одни в этом мире?

— Мы — Боги вечности.

— Но я умираю от тоски и безмолвия.

— Смотри!

Он подбросил комочек земли и вдохнул в него жизнь.

Эта бесформенная масса закрутилась в его руках, под смех любви, и ласкающих губ.

— Что это?

Стон наслажденья заискрил звезды, вливая в них музыку сердец

— Это мгновение вечности.

Танец тел, закружил Вселенную, породив ветер, поющий, свистящий, охающий, кричащий и завывающий.

— Почему оно слепо?

Она затаив дыхание, выхватила две, купающие в звоне счастья звезды и окунула в комочек.

— Я хочу, чтобы оно видело мир. Отражало то, что вселил в него ты — дух времени. Мужское и женское начало и вечный поиск истин: мудрости, милосердия и добродетели.

— Прекрасно! Пусть будет так! Я сделаю все что ты хочешь.

Он окунул ее в море блаженства и комочки земли выскакивающие из его рук под музыку Вселенной. Сияли, сверкали, искрились от звездных глазниц и покрывали Землю, оживляя ее своим присутствием, по образу и подобию походившие на тех, кто их творил.

Ицхак, на Камне пожертвования. Каин, в вечной шкуре раскаяния. Моше, с посохом, парящим в руках над окровавленной рекой Фараона, омывающей плиты пирамиды в каждой из которых заложен знак Торы — знак Кабалы.

Лао-Цзы на Красном быке, парящий над границами рассеченного мира. Падающий в сад Щахьи с книгой «Дао-де дзинь», «О пути к добродетели», перед спящей красавицей, входя в ее правый бок слоном и выходя через чрево младенцем, дарующим Миру тайны познания и приобретая просветленность в бытие, — буддизм.

Буддизм, рассекая пространство и разрывая дух времени, накроет Сократа, испившего чашу возмездия, но на другой день бредущего по дорогам Афин. Пифагора, застрявшего в мире цифр, творящего из них многомерность. И в мире бобов, падающих в землю превращенных в черепа людей.

Вифлеем, разбуженный криком младенца, откроет врата Иерусалима белой ослице с восседающей на нем Мудрости, вернувшейся с Тибета. Мудрости, превращенной в вечный крест испытаний, окровавленной муками предательств и страданий вечного поиска истин жизни на Земле обетованной.