Цвел жасмин. И был июль.

Они сидели и молчали. И только памятники да кресты были в свидетелях их немого диалога. И тут она сказала ему:

— Как же ты меня напугал, как напугал…

— Когда?

— В прошлый год. Когда ты вдруг не пришел.

— У меня были дела.

— Да знаю, какие дела! В бутылку нырял неделями. Мол, «Бросили меня! Пожалейте меня!». Ты сам говорил, что не придешь только в случае своей смерти. Я пришла, а тебя нет. Звоню — номера не существует. Что я тогда должна была подумать? Не предупредил, что номер сменил. У меня самые страшные мысли полезли в голову. Бежала через все кладбище к твоим на могилку и шептала: «Только не это… только не это…».

Пока бежала, зацепилась за штырь, из земли торчащий, упала, лежу и плачу. Нос разбит, кровь. А как добежала, сразу как камень с души упал. Свежего захоронения нет! Я даже закричала от радости так, что вороны послетали с крестов!

— А что так убивалась-то? Допустим, склейл я ласты, и что с того?

— Дурак. Не говори так никогда. Ты моя ниточка, которая меня связывает с родными местами. Я здесь все продала, знаешь же. И из живых на всей земле ты мне самый близкий человек остался. Мы же друг друга с пеленок знаем. Ты, я и брат мой покойный. Вот приехала его навестить и с тобой поговорить. Десятый год уже минул. Нет никого больше у меня. Часто бывает мне страшно, Сашенька. А Москва большой город. И очень одинокий. Народу много, а так просто, как тебе, положить голову на плечо не кому. Да и поговорить по душам не с кем. Все чужие и злые.

— Зачем уезжала тогда? Жила бы здесь.

— Cама не знаю….

— Не ври! За хахалем своим кудрявым поехала! Квартиру купила, стирала, готовила, а он сбежал.

— Что тут мне сказать…. твоя правда.

— Морду бы ему набить, — хмуро сказал Александр. — Зазвал и оставил одну. Хоть додумалась, не прописала этого хмыря, а то бы выставил на улицу.

— Хватит Саша, плохо мне совсем. Одиночество — страшная штука. А ты меня по больному бьешь.. Знаешь, я один раз вызвала «мужа на час». А он заходит такой важный и басом: «Что сломалось?» А я говорю: «Сядьте, пожалуйста, на край дивана». Он сел, а я рядом присела и голову ему на плечо положила. И прошептала: «Давайте сидеть молча и на стену смотреть?» Он полминуты так посидел и тихо так говорит: «У меня вызовы, женщина, а вы тут ерунду придумали». А я говорю: «Я же заплачу, как положено». А он сказал, что я сумасшедшая. А я не дура, я просто совсем одна. И мне так плохо...

Он взял инструменты и ушел. Я тогда всю ночь проревела, Сашенька. Нет, не из-за того, что он ушел! А то, что опустилась ниже плинтуса! Разве могла я лет пятнадцать назад подумать, что такое выкину? Да никогда!

— Пятнадцать лет назад ты была ого-го! А сейчас ещё краше.

— А ты как хотел? Там с фигурой, как чайная баба с самовара, на работу в офис не примут. В фитнес хожу, жопу качаю, а счастья нет… А за чертовой модой не угнаться..то жопа орех,теперь жопы дирижабли в фаворе... Ой! Что-то я все о себе, да о себе. Ты что-нибудь расскажи.

— Да все в порядке у меня. Мужика тебе надо, Машка, и срочно.

— Это вам, мужчинам, легче. Во всем легче. И работу, и женщину найти. Приехал бы ко мне на пол денечка краны починил? Лампочка мерцает… Того гляди, взорвется.

— Так ты мужа на час вызови. Только не на диване посидеть, а починить поломки.

— Сам наполдня приехать не можешь, а говоришь найти мужчину. Да ещё чтобы на всю жизнь! Дохлое дело… Что-то засиделись мы. Пора нам... Я давно хотела тебе сказать… ещё в прошлый год, но ты тогда был в коматозе. …не пей, пожалуйста. Очень тебя прошу. Если с тобой что случится, я не переживу такого удара. Не будешь?

— Не буду, — угрюмо пробубнил он. — А что сказать-то хотела?

— Ах да! Давай не будем больше здесь встречаться, о жизни разговаривать? Место тут страшное для беседы. А брат мой наверняка не обидится. Он на нас с тобой при жизни никогда не обижался, не обидится и после

смерти. Я это чувствую. Его не поднять, а нам жить надо, Сашенька.

Она обернулась к кресту, поклонилась брату и сказала:

— Отпусти нас, пожалуйста, идти нам надо. А приезжать будем в другие дни. Удобные или на праздники… А то начальство, как сыч, смотрит, когда я десятый год именно в этот день отпрашиваюсь. А бывают и авралы на работе. Да и у тебя, Сашенька, наверное, начальник сердится, что ты в будний день отпросился.

— Да нет. Начальник у меня мировой мужик. Да и выходной всегда отработать можно.

— Ну ладно.. Дай я тебя обниму, — она обняла его, как в последний раз, и поцеловала в щеку. Он посмотрел в её глаза, накинул сумочку на её плече и сказал:

— А знаешь, я сейчас еду с тобой…

— Как со мной? Зачем?

— Как зачем? Лампочки чинить, краны, выключатели. А по вечерам, после работы, будем сидеть на краю дивана, ты положишь мне свою голову на плечо, и мы будем смотреть на обои, как два дурака. —Да и жопу зря чтоли качала?!

— А как же твоя работа, квартира?

— Не жил богато, нечего и начинать.

Как сложилась судьба этих людей неизвестно. Будем надеяться, что все у них хорошо.