Была теплая золотая осень. Листопад украсил аллеи городского парка, маленькую танцплощадку, чудом уцелевшую с довоенных лет. Воскресный день только начинался, но кругом уже шумели карусели, медленно уплывало в небо «чертово колесо», а откуда-то издалека доносились звуки вальса.

На скамейке в глубине парка сидел человек лет сорока в сером пальто и в шляпе. Взгляд его был недвижим, будто это вовсе был не человек, а скульптура, созданная великим мастером. Но это впечатление пропадало, как только он опускал руку в карман, сухими размеренными движениями доставал папиросу и закуривал. Курил он часто, но всегда как-то монотонно: с точными интервалами, не оставляя надолго папиросу во рту. Что-то загадочное было в нем, и прохожие невольно обращали на него внимание. А он словно жил в другом, своем, таинственном мире...

— Здравствуйте, — сказала она и улыбнулась. — Я немного опоздала. Только вы не смеете сердиться. Просто вчера я завела будильник на час позже... ну, по ошибке... Вы-то уж должны меня понять, а?

— Да нет, что вы... все в порядке... Садитесь, — он подвинулся на скамейке и спросил неожиданно: — Что у вас с голосом? Вы простудились?

На мгновение она застыла, но тут же рассмеялась задорным смехом:

— От вас решительно нельзя ничего утаить. Я не хотела огорчать вас: меня действительно продуло ночью из окна. Но вы не волнуйтесь, это быстро пройдет. Ну, рассказывайте, чем вы тут занимались?

Ему нравилась ее манера говорить. Прямая, фронтовая, смелая, однако и не лишенная некоторого кокетства. Он видел таких женщин на передовой, и всегда они внушали ему трепет.

— Ну, что же вы молчите? — спросила она. — Я жду.

— Ничем, — ответил он, пожав плечами. — Ничем не занимался...

— Ну, это совсем не интересно!

Она как будто расстроилась, а он тут же подхватил:

— Неинтересно?! Тогда скажем так: я дышал свежим воздухом, наслаждался осенью. Я люблю осень!

— Минуточку, — улыбнулась она. — Вчера вы говорили, что у вас любимое время года — весна.

Он растерялся, будто застигнутый врасплох, не зная, что отвечать.

— И осень тоже... — наконец проговорил он смущенно.

Что-то легкое упало к ней на колени. Она нащупала рукой — жестковатый, прохладный лист тополя.

— Черт подери! — сказала она. — А ведь мы с вами лучше других можем оценить эту красоту.

— Какую? О чем вы?.. — он чувствовал, что с каждой секундой ему становится все труднее говорить.

— Красоту природы. — Продолжала она. — И в этом смысле мы самые счастливые люди на Земле. Вы так не считаете?

Он не расслышал ее последних слов, мучительно думая, рассказать ли ей про то невообразимое событие, что случилось с ним сегодня ночью. Только бы это не показалось ей глупостью, бредом или, хуже того, выдумкой. Ведь если разобраться, этого и правда, не могло быть.

— Ну, что же вы все молчите и молчите? — казалось, обиделась она. — Ведь вы кавалер, так развлекайте даму.

Он взял лист тополя из ее руки.

— Послушайте, — сказал он серьезно. — Я сегодня видел вас… во сне.

— Как?.. — она замерла, слушая.

— Да, во сне, — повторил он, сжимая ее руку, и вдруг заговорил твердо, убедительно. — Это было в каком-то парке, может даже и здесь. Танцплощадка... полно народу, как тогда, в сороковом... Играет оркестр... весело так... и вдруг — вы. Вы были в розовом платье, красивая... стройная... А я... словом, я пригласил вас на танец...

Сначала она не поверила. Ведь они знали друг друга всего шесть дней. Встречались, рассказывали истории из своего прошлого, шутили, смеялись. Но это...

— И как же... как вы догадались, что это была я? Вы же совсем меня не...

— Это были вы! — перебил он. — Я уверен.

Они встретились глазами, и вдруг им показалось, что они увидели друг друга. На мгновение, на миг, но увидели. Так ясно, как могло бы это быть тогда: до тех роковых взрывов, до этой черной пустоты. До войны.

...Стояла теплая золотая осень. Из глубины парка доносились звуки вальса.