Косточки

Мальчик глотает косточки, слопал их полгорсти:
«Яблоньки, сливы, вишенки будут во мне расти».
Щедро запил водицею — будет фруктовый сад,
Коник — сухая палочка скачет за палисад.

Мальчик в рубашке новенькой чинно заходит в класс,
Учит уроки затемно. Холодно. Свет погас.
Сад прорастает медленно. Только бы не простыл —
Чаще молчащий, Ванечка кажется всем простым.

Спят по тетрадям веточки будущих птичьих гнёзд.
Маме тревожно: «Сынушка, это же не всерьёз?»
Ваня смущённо супится, прячет в карман эскиз.
Папа всё шутит: «Полноте! Было б… Чего закис?»

Мальчик глотает озеро — хочет вместить весь мир.
Время шуршит колёсами. Сел, как влитой, мундир.
Плачут в дому родители, ждут за письмом письма.
Пенною брагой вишенья льётся в окно весна.

Где-то в степной окраине вырос фруктовый сад.
Дома молчат — мальчишечка тот не пришёл назад.
Сад по весне невестится, осенью жжёт костры —
Мальчик, глотавший косточки, не был таким простым.


Иваны

Бредут по степным дорогам,
Вдоль рек — за верстой версту.
Пройдохи? Пророки? С Богом,
Идут к своему кресту.

И имя им всем едино,
Простое, как их глаза —
Иваны проходят мимо,
Туда, где шумит гроза.

Дождями кафтан застиран,
Залатан засохшим льном.
Иваны идут по миру,
Шатаясь порой хмельно.

Молясь придорожным соснам,
Склоняясь к лесным ручьям,
С Иванами ходят вёсны
И солнце — сумой к плечам.

Кушак, да лохматый ватник
И крест: «Сохрани, спаси»…
Иваны, Ванятки, Вани
Идут по Святой Руси.


* * *

Я с сумашединкой чуть, ты прав.
Мне дом — ковыли да степь.
Венок из жёлтых резных купав
Спешу поносить успеть.

Штрихует дождь полотно дорог,
Ведущих в небесный скит.
Я — скоморох, пилигрим, игрок,
Калитки окольной скрип.

Веснеет небо, шумит гроза —
Я странник твоих путей.
Засохшим мятликом — к образам:
«Укрой, защити, согрей».

Уходит в осень звезда полей,
Рвёт ветер шифонный снег.
Льёт год в лампаду меня елей —
Гореть — не сгореть вовек.

Я стану в ступе закат толочь —
Всю горечь его нутра.
И выйду вновь в огневую ночь
Без права ждать до утра.


* * *
«Я знаю, зачем иду по земле. Мне будет легко улетать»
А. Башлачёв

Бродяга-апрель читает стихи,
листает блокноты лиц.
Впрядаются в ткань — светлы и тихи —
стихиры Страстных седмиц.

Весне будешь люб — печатью в ладонь
тотчас прилетит капель.
Чернеет земля, светлеет фелонь
и небо тебе — купель.

А солнце-дитя, забившись в карниз,
глядит в глубину двора.
Ты тоже глядишь и падаешь вниз,
услышав от птиц: «Пора!»

Но смертию смерть поправшая, жизнь
пробьёт стебельком бетон.
Нас небо зовёт. Взлетаем, держись.
Ножом по глазам фотон.

Звенит синевой остаточный снег,
Скрывая от всех цветы.
Апрельская звень. Стратует забег —
В команде лишь свет и ты.


* * *

Я звучу. Тишиной и песнями,
Ветром солнечным меж колосьев,
Но в границах листа мне тесно и
По дорожному двухполосью

Я бреду. Иван-чая семенем
До сгоревших по лету сосен —
Оживлять. Замерев во времени
Голубой акварелью вёсен,

Я звучу. Полевыми ливнями
Моет небо рожок пастуший,
Прячет вечер закат под ивами.
Я — звучу. Приходи послушай.


* * *

День прорастает. Вишней цветёт восток.
Нам на двоих — рассвет. Погуляем садом.
Город врастает в небо, снеся осаду.
Солнце бежит по лесенкам окон-строк.

День прорастает. С новым, своим лицом.
Нам — два угла обзора на общей карте.
Птицы расселись в ноты — и вновь, как в марте,
Новых мелодий можно событь творцом.

День прорастает. Медленно, как и всё.
Город сползает бусиной в нити мира.
Свиток Пути надорван, дождями стиран —
Мы поднимаем бережно и несём.

День прорастает. Мир — поднебесный храм.
Сад плодоносит. Соком алеют вишни.
Ночь уползает — чем-то чужим и лишним.
Молча молиться… Солнце — навстречу нам.



* * *

Каждый третий уйдёт в проржавевший закат,
В задымление труб, в кружева эстакад.
Он захочет уйти в тишь зелёных полей,
В щебетание птиц, за верха тополей.

Только каждый десятый пойдёт до звезды,
Став платочком для слёз не потребует мзды.
Возведёт Стоунхендж, Тадж-Махал, Колизей —
Превратив сам себя в говорящий музей.

Каждый сотый пойдёт умирать за других,
Загоняя до смерти любимых гнедых.
Каждый тысячный станет молиться за мир
И уйдёт от родных на далёкий Памир.

Размывая оттенки водою дождей,
Свет-художник по небу разлил божоле.
Я сбиваюсь со счёта, закаты дробя…
Миллионный дойдёт до всего и себя.


* * *

Имени Твоему каждый шаг Земли:

Пчёлы приносят мёд и ваяют воск;

Яблони не цветут, не сказав: «Вели»;

Радуга светлым путникам строит мост.


«Имени Твоему»… И приходит день.

В некий, однажды, сызнова придешь Ты.

Солнце ложится золотом на ступень.

Звон колоколит. Царственный глас шестый.


Имени Твоему раздаётся смех.

Дети хранят Твой свет до седых волос.

Горькую алость клёнов сменяет снег,

Выросший травьем — в стебельный лес изрос.


«Имени Твоему»… И шагают в бой.

Солнца не след им ждать — родилось внутри.

Злоба — чужда по-детски, осталась боль,

Но и она для дела — твердит: «Твори».


«Имени Твоему» — говорит Любовь.

Теплит свечу Надежда: «Тебе служить».

«Имени Твоему» — повторяя вновь,

Вера канонно шепчет: «Да будет жизнь».



* * *

Мы привыкли, что зеркало только для

Посмотреться, смахнуть перо,

Репетировать мимику по ролям —

Для жильца сразу всех времён.

 

Мы уходим с него, не смотря в себя —

Только «на» и чуть-чуть окрест.

Осень мечет под ноги огонь семян,

А песок их всё ест да ест.

 

Догоняем, бежим впереди ветров

Между полюшком и тюрьмой.

И летят наши дни в поездах метро,

И дрожат зеркала в трюмо.

 

Но, порезав стопу о ракуший мыс,

Начинает рыдать душа.

И становится город с людьми лесист,

И капелью часы в ушах:

 

«А куда и зачем нас с тобой несут?»

Дремлет олово и стекло.

И растут дерева в голубом лесу.

Что со времечком? Истекло?


* * *

Камни лижет волна. Я клянусь притяжением к ним,
Что вернусь к тебе, север. И путь мой давно уже свёрстан.
Я приеду к тебе, запылённый в пути пилигрим,
Мерять шагом подошв соловецкие мшистые вёрсты.

Я вернусь к тебе, север. Пройти мегалит-лабиринт,
Воттоваару вышагать вдоль, поперёк по разломам,
Отыскать древний сейд, снова вспомнить, что я — славянин.
Я вернусь к тебе, север, дышать новизною в знакомом.

Я вернусь к тебе, север. К Онежским твоим берегам,
К островам, деревянным домам, «небесам» Заонежья.
Где сюитами Грига разносится чаячий гам
И милуется ветер с суровой сосной побережья.

Где проворные лодьи озёрный простор бороздят,
И ликует лазурь, серебря монастырские стены.
Я вернусь к тебе, север. Пусть даже вольют в меня яд,
Я вернусь к тебе песней, воскреснув из ладожской пены.