Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

В едином свитке

Павел Великжанин.

В едином свитке

Туман заполнил узких улочек листки,
Молочной тайнописи между строк подобен.
Слепцы-троллейбусы, держась за поводки,
Едва нащупывают Брайлев шрифт колдобин.
 
А я сижу в одном из них, к стеклу припав,
Как в перископ смотрю из домика улитки:
Вокруг меня — семь миллиардов смутных глав,
Что пишут — каждая себя — в едином свитке.


Грибы

1. Этот дождик так мал,
Он почти что и не был.
Он не шел, а хромал,
Еле капая с неба.

Мы не прятали лбы
От бесшумной капели,
И одни лишь грибы
Дружно шляпы надели.

2. Под березой — подберезовик,
Под осиной — подосиновик,
Между ними в шляпке розовой
Мухомориха красивая.

На пеньке — опенок маленький,
А пудовые — хоть взвешивай!—
Грузди сели на завалинку
У кривой избушки лешего…


Скрипач под землей

Пустел подземный переход. Скрипач потер плечо:
В последний раз переплывет стремнину струн смычок.
Под звуки музыки живой кружат лишь сквозняки,
А мы все двери за собой закрыли на замки.

Забыться нам бы, задремать, чтоб телек бормотал…
Зачем тревожишь ты опять натянутый металл?
Зачем смычок взмахнул крылом над вечностью листа?
Ведь шапка на полу сыром останется пуста.
 
Но, разбивая гулкий лед безликих серых стен,
Над нами музыка плывет, не требуя взамен
На землю брошенных монет и хлопающих рук.
Плывет, даря незримый свет всему, что есть вокруг.


 
Скрипачу

Вот опять рвется гриф с твоего плеча,
Но четверка жил не пускает ввысь,
А смычок поцелует струну сейчас —
И шепну я: «Время, остановись!»

В душном воздухе ты пробиваешь брешь:
Взмахом крыльев бабочки из сачка —
Но в бреду себе горло не перережь,
С рельсов струн срывая состав смычка.

В деках — скрип горных елей и ветра крен.
Ты над бездной лет зыбкий мост раскинь,
Раскачай его пульсом яремных вен,
Напои струну теплотой руки.

Я катился по жизни, как снежный ком,
И за слоем слой глубже прятал суть.
Ты в кипящем котле помешай смычком
Позабыть о том, что нельзя вернуть.

Заколдуй немигающим взглядом эф,
По скорлупке трещина зазмеит,
Разбуди первобытные души Ев,
Пусть Адамы вспомнят своих Лилит.


Пасхальное

То ли в рамы пасхальной открыткой вставляя пейзаж,
То ли тихо кропившим дождем протерев за ночь стекла,
Кто-то поднял за ниточку шарик — он желт и палящ,
И когда он рванет, будет некому вспомнить Дамокла.

Да и все остальное, что гнуло суставы ветвей,
Что глотали, давясь, и не важно: гнильца, зеленца ли.
… А на небо взлетающей атомным паром плотве
Увидать бы ступни Его в генисаретском зерцале.

Перед тем, как воскреснешь, заест для начала среда,
А потом будешь мучиться в лапах Барона Субботы.
Но такими мы созданы. Было б иначе, тогда
Повторяли б молитвы бездумно, как спамеры-боты.

Эти почки набухшие не собирают камней:
Брызнут зеленью, высохнут, вспыхнут распадом спектральным.
Воркование голубя сотен трактатов умней,
Мудрость вербы всегда говорит языком невербальным.

Солнцем истины за горизонтом когда-то и я
Согревался в бессоннице мыслей, играющих в салки.
Ну, а вдруг то, что мы принимаем за код бытия,
Шутником-Программистом заложено вроде «пасхалки»?

Нет, я верю, что замысел есть — только мне ли постичь?
Не дает холод букв понимания вечности Каю.
Беловерхий собор, освящённый рассветом кулич,
Зазвонил. И как разум, познавший себя, умолкаю.


Красное вино осени

Ну, хоть капельку красного брызни:
Летней жаждой иссушены донья.
Обрываются линии жизни
На трехпалых кленовых ладонях.

Хмурый доктор капелью морфина
Погружает все в спячку до марта,
И курсор журавлиного клина
Тщетно ищет иконку рестарта.

В произвольной ледовой программе
Поцелуются автомобили.
Разлученные рыбки гурами
Об аквариум сердце разбили.
 
Светофор подмигнул третьим глазом,
И я понял: кромешная вьюга,
Загребая в охапку все разом,
Нам согреться велит друг от друга.


Опавшие листья

Опавшие листья мечтали взлететь,
Из сил выбивались, скользя по асфальту.
Хлестала их ветром стохвостая плеть
И в лужах топила разбитую смальту.

Холодным рентгеном до ветки раздет,
Недолго лесок был цветастым ромалом.
Обглоданный стужей древесный скелет
Крестом зачернел рядом с холмиком палым.

Звеняще морозны оковы земли,
Весь мир наш смирительным цветом окрашен.
Как жаль, не берут облака-корабли
Всех тех, кто по горло сыт снежною кашей.

Но крыльями бабочек, спящих в земле,
Рвались листья ввысь из-под первого снега,
Упрямо торя в наползающей мгле
Пути для весенних зеленых побегов.


Снегопад на Рождество

Сшита рана меж землей и небом
Миллионом нитей белоснежных.
Хоть порою не хватает хлеба —
Чаще не хватает нам надежды.

Вроде бы живем… А что-то надо,
Что словами выразить непросто…
Целый век бы этим снегопадом
Бинтовать душевную коросту.

Спрятал снег осеннюю разруху,
И повсюду вырастают сами
Изваянья добродушных духов
С красными морковными носами.

Ветер всем щелям допел колядки,
Впитываю белых звонниц медь я.
Бьется сердце в поисках разгадки,
Ждущей часа два тысячелетья.

Светом звезд костры-сугробы тлеют,
Чтобы понял одинокий путник:
В мире стало тише и светлее,
В мире стало чуточку уютней.

И не тает вера в то, что снова
К нам блаженство детства возвратится,
И кому-то нужно наше слово
На пустой нехоженой странице…


1917

Кумач вывешивал на щеках
По Петрограду февраль-злодей.
Толпа хлестала свои бока
Хвостами хлебных очередей.

Мечтами грелись: весна идет!
Монарх отрекся — вся власть тузам!
Тысячелетний ломался лед,
Мосты вздымались руками «за».

Братанья всюду — и на фронтах,
О, как же радостна та пора!
Да только воздух уже запах
Предвестьем дыма и топора.

Так долго зрело вино свобод
В подвалах тюрем и крепостей,
Что без разбора крушил народ,
Не слыша собственный хруст костей

Отец — на сына, и дочь — на мать,
Ржавели кровью родной ножи…
Чтоб было правнукам что снимать
На черно-белые пленки лжи.


Хоронили эпоху по имени «Сталин»

Хоронили эпоху по имени «Сталин».
 «Что же дальше?» — всех мучил вопрос…
В этот день на снегу было много проталин
От горячих и искренних слез.

Колыма развернула теченье к истокам,
Пена слов потекла с языка,
И схватились за власть два бульдога жестоко,
С беспощадностью беглых ЗэКа.

Уводили манящие дудочки брючин
Избалованных дочек-сынков,
И опричники метел железно-колючих
Превращались в домашних совков.

Большинству же — ни жарко, ни холодно в целом:
Что тогда, что потом, что сейчас…
А иначе не выжить под вечным прицелом
То Господних, то дьявольских глаз.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0