Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Четыре селёдки, две буханки и два батона

Надежда Гаврилина.

Магазинчик был крохотный, с пустыми по большей части полками, которые высились за спинами продавщиц от пола до потолка. А перед богинями местной торговли были пустые широкие деревянные прилавки, обитые истёртой почти до дыр клеёнкой. Время от времени появлялись на этих прилавках белые эмалированные лотки с уложенными голова к голове селёдками, которых в народе называли ржавыми.

Они и впрямь казались проржавевшими: рыже-оранжевые пятна по тощим бокам свидетельствовали о том, что прежде чем попасть в порт последней приписки — улица Советская, дом 53, — рыбёшки сомнительного качества провели немало времени где-то на складе, в недрах пузатых деревянных бочек, а потом те ещё погрелись в складском дворе на солнце, и уже когда тяжёлый солёно-тёплый дух начинал пробиваться сквозь трещинки между дощечками и ободами, их грузили на телегу, запряжённую каурой кобылкой, и везли в магазинчик.

Здесь, в пыльном дворе, возчик останавливал лошадёнку, привязывал поводья к деревянному, тронутому у земли гнилью, столбу, прилаживал к заднику телеги две-три хлипкие дощечки, лежавшие у стены магазинчика, и скатывал бочку на землю. Потом те же дощечки, которые только благодаря счастливому случаю выдерживали многопудовую бочку и не ломались, он настилал на ступеньки и закатывал ёмкость с лакомством не первой свежести в магазин.

Продавщицы в высоченных накрахмаленных колпаках неспешно покидали свой пост и удалялись в подсобку. Невозможно понять, как этим усталым немолодым женщинам из подмосковной провинции, одетым в засаленные от времени телогрейки, удавалось ТАК по-царски носить свои бабетты и халы, дополненные декором из белоснежного гипюра. Стоял ранний золотой октябрь, вовсю светило полуденное солнце, а в магазинчике, сложенном из сырого кирпича и на скорую руку оштукатуренном в незапамятные времена, было зябко(печку ещё не топили в целях экономии дров) и сумрачно, поскольку в помещении не было ни одного окна.

И вот они уплывали в подсобку, куда посторонним вход был заказан, подписывали там какие-то бумаги, а потом возчик помогал труженицам прилавка открыть крышки на бочках и удалялся через дверной проём к своей кобылке, чтобы продолжать развозить селёдку в другие торговые точки города. Скелетообразные, будто недокормленные, вечно молодые рыбы-подростки перемещались в лоток, который в далёкие времена видал и каспийский залом, а теперь лишь изредка наполнялся рыжечешуйчатой мелочью.

 К тому моменту, когда лоток с ценником, воткнутым в хвост самой крупной селёдки, появлялся на прилавке, разноликая очередь уже выкрикивала правила торговли этим "деликатесом":

— Больше килограмма в руки не давать!

Так "великодушны" были те, кто стоял в самом начале очереди, те же, кто её замыкал и боялся, что привезённого товара на всех не хватит, высказывали своё недоумение неслыханной щедростью выскочек из "головы" очереди и требовали:

— По две штуки в руки!

Торговки, поправив кургузые несвежие фартуки когда-то белого цвета, едва прикрывавшие их пышные животы в телогрейках, безмолвно брали блестящие металлические двузубые вилки в правые руки, левыми небрежно отправляли на чашу весов обрывок обёрточной бумаги и тут же прижимали его двумя селёдками. Они стояли рядом и действовали синхронно, монотонно, заученно: в магазинчик завезли три бочки ржавой селёдки с душком, шёл пятый час вечера, люди не разойдутся, пока бочки не станут пусты. Так что силы лучше приберечь. Можно, конечно, каждому покупателю и по килограмму, и по два взвешивать, — в таком случае дело пойдёт быстрее и можно рассчитывать на своевременное окончание рабочего дня, — но тогда те, кому солёных заморышей не достанется, просто поднимут скандал.

Вера очень боялась, что её случайно не заметят в очереди(в свои девять лет она была ростом чуть больше метра) или намеренно вытолкнут. Кто их, взрослых, разберёт? Но если она не купит эти две селёдки, то что они будут есть? Каша надоела, а жареную картошку или пюре нельзя...Вот если бы к картошечке на тарелку положить котлету или сардельку, тогда, может, вред от картошки будет не так уж и велик. Однако о котлетах, сардельках, сосисках и душистой колбасе приходилось только мечтать, поскольку в магазинах было шаром покати. По той же причине селёдка могла бы стать неплохим "заменителем" мясной гастрономии.

А картошку Верочка очень любила, и дома её было в достатке(бабушка из деревни присылала, да и свой огородик у них был), только ещё в позапрошлом году, когда она была в старшей группе детского сада, стали появляться за ушами и на голове болячки, которые распространялись с катастрофической скоростью, лопались, источая гной и склеивая льняные мягкие волосы. Мама остригла её наголо. Вечером, следуя предписанию врача, который носил странную фамилию Короткий, голову обмазывали зловонной мазью ядовито-зелёного цвета, оборачивали калькой или пергаментом, а сверху покрывали платком. Посреди ночи мама будила Веру и смывала мазь тёплым отваром череды. Уснуть удавалось после этой процедуры не всегда. С наступлением утра Вера вставала, ела сваренную мамой манную кашу на воде, брала собранный с вечера портфель и шла в школу.

И так изо дня в день. Почти два года. Короткий говорил, что причина болезни в однообразном питании и нехватке витаминов. Он советовал придерживаться диеты, есть побольше молочной пищи, морской рыбы, курятины и фруктов; картошку же, по его наблюдениям, следовало исключить вообще.
— Эх, дядя Короткий, — мысленно обращалась к врачу Верочка, стоя в очереди за селёдкой, — где же взять молока и творога? Корову бабушка сдала в колхоз — так велено председателем было, — а магазинное молоко невкусное, да и привозят его не каждый день, застать ещё надо, я домой часто с пустым бидоном возвращаюсь.

— Вот ты говоришь, что рыба мне нужна морская, — продолжала свой монолог девочка, — только моря у нас рядом нет. Хорошо, что селёдка к нам "заплыла". Сейчас мама пойдёт с работы, встанет ко мне в очередь, мы с ней четыре селёдки купим! И хлеба ещё, два батона и две буханки чёрного.

Скопившиеся в магазинчике люди нервно переругивались, выражая своё недовольство тем, что кто-то пытался протиснуться к прилавку без очереди или взять на одну селёдку или буханку хлеба больше. Норм отпуска товара в те дни в магазинах не было, но существовали неписаные правила об одном батоне и одной буханке в руки, и если кому-то приходила в голову мысль эти "законы выживания" нарушить, очередь свирепела.

Занятая своим воображаемым разговором с Коротким, Вера не заметила, что шум вокруг становился громче, а голоса разгорячённее. Наконец, она сообразила, что это её маму, которая старалась изо всех сил пробраться к ней, не пропускали, дёргали за рукава, тянули за полы пальто, укоряли:

— Вроде приличная женщина, а всё туда же, без очереди! Вон, погляди, маленькая девочка стоит с портфелем, дома ещё, поди, не была, из школы — и в очередь! И не стыдно тебе!

Громогласные соседи Верочки расступились и принялись показывать Вериной маме саму Веру, как "вещественное доказательство" долготерпения маленькой девочки и вероломной наглости этой "прощелыги".

— Это мама моя! — закричала Вера и бросилась к маме, обхватила её крепко руками и горько разрыдалась.

Она плакала не от того, что устала, и не от того, что была голодна, а от того, что какие-то чужие люди называли её маму непонятным ей, но по всей вероятности, нехорошим словом "прощелыга".

Успокоившись, Вера негромко сказала притихшей вдруг очереди:
— Мы вдвоём живём. Мама работает до четырёх часов, а я заканчиваю школу в двенадцать. Через день прихожу сюда сразу после уроков за хлебом, а после работы мама спешит ко мне. На двоих-то две буханки и два батона дают! Никакая она не прощелыга, она МАМА!

Мама взяла у Верочки портфель(почему он такой тяжёлый у её отличницы?), обняла её, и они продолжали уже вдвоём коротать время в очереди, рассказывая друг другу о том, что произошло за день. Через час-другой они были первыми у прилавка, расплатились и получили заветные четыре селёдки, две буханки чёрного хлеба и два батона. Верочка сложила покупки в авоську, и они стали прокладывать себе путь к выходу через густой лес человеческих рук-ног-лиц-тел. Мама несла синий портфель своей отличницы, а Вера — авоську с продуктами.

Когда они выбрались наконец на крыльцо магазинчика, Вера радостно подумала о том, как она сильно окрепла: "Несу авоську с продуктами, а тяжести совсем не чувствую." И в тот же миг она бросила взгляд на сумку. В руке у неё были зажаты заплетённые шёлковые ручки-косички от авоськи. Саму авоську кто-то срезал острым ножичком или бритвой, пока они с трудом продвигались от прилавка к заветной двери.

... Шёл двадцатый год без войны. Наши космические корабли уже вовсю бороздили безвоздушное пространство вселенной. На той территории страны, где прежде колосилась рожь или пшеница, произрастала кукуруза — царица полей. Жители городов уже пять лет не имели права содержать домашний скот, у сельчан его насильственно отобрали. Советские люди широкой столбовой дорогой шли к победе коммунизма, который на шестой части планеты Земля было обещано построить к 1980 году. Учебник "Рассказы по истории СССР" для учащихся 4 класса начальной школы об этом сообщал одноклассникам Веры Казаковой и всем тем, кто родился во второй половине пятидесятых годов ХХ века.

Город К, 115 километров на юго-восток от Москвы





Сообщение (*):

16.02.2018

Роман

Да хороший рассказ. Удачи



12.02.2018

Людмила

Как все это знакомо, великолепный рассказ!



Комментарии 1 - 2 из 2    


Читайте также:

<?=К вопросу о высшем, и не только, образовании?>
Надежда Гаврилина
К вопросу о высшем, и не только, образовании
Подробнее...